Видя большое рвение к работе, Мишу послали в командировку, дорога тянулась по тому же шоссе, где рос когда—то роковой дуб. Миша затормозил у поляны, и чтобы размять ноги, пошел к тому месту. Он увидел пепелище от ствола, высохшие ветви бывшей кроны, валяющиеся вокруг. И вдруг его внимание привлекло что—то ярко—зеленое. Парень разгреб ветки и увидел молодой крепкий росток дуба! «Не умерло дерево, живое, успело росток кинуть! И я живой!». Он упал на землю и стал рыдать от счастья! Наплакавшись, взял телефон и первый раз нарушил запрет:

– Света, скажи бабушке, что дуб жив, он пустил росток…и я жив.

– Бабушка сегодня умерла…я жду тебя.

– Левушка, миленький, помог бы мне, хоть немного, – Тамара в изнеможении облокотилась о дерево и сползла по нему на траву. Силы двигаться дальше не было. Широко раскинув руки и ноги, тяжело дыша, она вдыхала здоровый воздух леса, а возле ее ног лежал, скорчившись от боли, муж.

– Сейчас…чуть—чуть отдохну, и дальше пойдем, – скорее себе, чем мужу, произнесла Тамара, а глаза слипались, и ей хотелось тоже свернуться калачиком и лечь рядом с ним.

Идея пойти в лес принадлежала Томе— это была ее попытка как—то разнообразить быт. Стояла сказочная осень, последние числа сентября, и на работе только и разговоров было, что о грибах, которых «видимо—невидимо». И вот в воскресенье они поехали на своей бывалой «Ниве». Места им подсказали. Свернули с трассы на проселочную дорогу и оставили машину там. Не рискуя в незнакомом лесу заблудиться, бродили в зоне слабой, но слышимости проезжающих по шоссе машин. Часа два они были в лесу, прежде чем сели перекусить. Тут и началось! Боль резко пронзила область живота и заставила Леву согнуться пополам. Тамара вскочила, не понимая, что случилось.

– Что с тобой, где болит?

Мужчина бледнел, принимал разные положения, почти терял сознание. Боль не отпускала.

Тамаре стало ясно, что надо быстрее выбираться из леса. Она обхватила мужа за пояс, перекинув его руки себе на шею. Тома не была худенькой женщиной, но муж был крупнее и тяжелее. «А как же на войне санитарки солдат волочили!» —подбодрила себя.  Его ноги цеплялись за ветки и, вместо помощи, только тормозили.  Прошли метров десять, и Тома поняла, что долго не выдержит. Она опустила мужа на траву, нащупала у него пульс. Лева открыл глаза:

– Я умираю? Мне больно.

– Ты что выдумал? Нам на дорогу надо выбраться, помогай мне, отталкивайся ногами!

Тамара сняла с себя куртку, перекатила на нее мужа, и потащила за край. Стало немного легче, но его ноги так же или беспомощно волочились, не поместившись на куртке, или были поджаты к животу – муж интуитивно искал облегчения. Надеяться на его помощь не приходилось. Тогда Тамара установила себе ритм: тащила пять рывков, потом останавливалась, делая вдох – выдох по пять раз. Она понимала, что нельзя тратить силы на эмоции, на переживания – только тащить! Механические действия дали результат, шоссе приближалось – уже явно слышался гул машин.

– Еще рывок, где—то рядом проселочная дорога, там наша машина, но главное шоссе… Сейчас, вот только минуточку отдохну.

Тамара все—таки легла рядом с Левой, прислушалась к его дыханию.

– Живой, Тамарка—санитарка, – сыронизировала женщина, – только не закрывать глаза! – Это уже себе дала команду.

– Эх, Томка, зря ты замуж за такого красавца выходишь, настрадаешься! Красивый муж – всех муж.

– А что мне, мама, за уродца выходить? Я и сама ничего! – девушка крутилась перед зеркалом, примеряя фату. Правда, на свадьбе обратила внимание на взгляды мужа в сторону пятнадцатилетней соседки Милки, которая все крутилась и изгибалась в дурашливом танце, стараясь быть поближе к молодоженам и ловя те самые взгляды молодого чужого мужа.