Развлекая молодых гостий, он был вынужден изображать из себя дамского угодника и в целом справлялся с этой ролью, хотя до Нэдвина ему было далеко.

– И после того, как зажгут все свечи в честь массового сожжения друидов, – проворчала Мюриэлла себе под нос и, поймав помрачневший взгляд Лотара, изобразила невинную улыбку и спросила: – А Лидиана не поедет с нами?

– Она заболела, – сказал Лотар и, усмехнувшись, пояснил: – На самом деле она обиделась на князя за вчерашнее и не хочет выходить из своей комнаты. Я навестил ее утром, она сказала, что на праздник тоже не придет.

– А что такого случилось? – искренне удивилась Нианора. – Служанки для того и существуют, чтобы их сечь.

Мюриэлла бросила на нее пронзительный взгляд, выражающий презрение, но ничего не сказала. «А ведь она в моём вкусе, – подумал Дориан, глядя, как Лотар помогает Мюриэлле сесть в седло крупного рыжего коня. – Я бы правда ее поцеловал, но только не так. Я не могу, не могу исполнить договор!» Эта мысль заставила друида опустить голову.

– Ты заболел? – спросил Лотар, последним садясь в седло и забирая из рук слуги поводья. – Ступай отлежись, вечером на пиру ты мне понадобишься.

Дориан молча кивнул и отошел в сторону, чтобы Лотар мог развернуть коня. Все участники прогулки подняли головы, глядя на балкон, и поклонились князю Ромуальду, а Нианора заулыбалась и помахала рукой. Бросив взгляд на балкон, Дориан увидел госпожу Фридгонду. Кутаясь в меховую накидку, она остановилась рядом с Ромуальдом и, улыбаясь, помахала в ответ.

– Осторожнее с лошадьми. – В гулкой каменной тишине двора ее голос отразился эхом. – Лотар, присмотри за девочками.

– Обязательно, сударыня. – Лотар поклонился в седле и жестом показал Нэдвину, чтоб ехал первым.

Стоя на ступенях лестницы, Дориан смотрел вслед уезжающим и вдруг почувствовал на себе взгляд. Он поднял глаза. Фридгонда наблюдала за ним сверху. Ее голубые глаза были колючими, настороженными и в то же время заинтересованными. Дориан отвел взгляд, стараясь казаться спокойным. «Неужели она знает обо мне?» – подумал друид.

К вечеру в Эрсилдан прибыли все гости, приглашенные на праздник в замок. В самом городе тоже ожидались торжества с зажиганием свечей и праздничное застолье. В трапезной Серых Башен готовился пышный пир.

Стемнело. В глубоких оконных нишах трапезной собирались гости князя. Все смотрели в окно в ожидании, когда слуги во дворе замка и горожане в Нижнем городе зажгут свечи и весь Эрсилдан украсится множеством огоньков.

Дориан наблюдал за оживленно болтающими у окна людьми из занавешенного портьерами уголка, сидя на табурете у стены. Яд Болотной Ульрики, которому он всё еще не нашел применения, давал о себе знать куда быстрее, чем можно было ожидать. Друид чувствовал слабость во всём теле, горечь во рту стала непереносимой.

Тем временем во дворе построившиеся в линию слуги под командованием сенешаля Данстана торжественно зажгли свечи от первой горящей свечи, которую вынес, сойдя по лестнице, сам князь Ромуальд. Когда в темных арках окон начали появляться светящиеся точки и гости князя радостно захлопали в ладоши, в закрытый портьерами угол через заднюю дверь вошла высокая женщина с ярко-голубыми глазами. Ее пышные каштановые волосы были уложены короной вокруг головы, а красоту ее лица и гордую осанку больше не скрывала одежда нищенки. Теперь она была одета в богатое платье знатной дамы и бархатную накидку, застегнутую на плече золотой пряжкой.

– Это зрелище греет людям душу, – презрительно поморщилась женщина и остановилась рядом с табуретом Дориана, глядя сквозь просвет в занавесях на радостное оживление в трапезной. – Мысль о том, что волшебство умерло, их успокаивает. Как ты бледен, друид!