Хулия развернулась и пошла обратно. Что бы то ни было, она будет держаться поближе к Аугусто. Не слишком близко, она не собирается снова попасть в воронку его безумия, но и на расстоянии достаточном, чтобы реальность не стала рассыпаться у неё на глазах.

Стоило ей повернуть, и она услышала музыку. Её мозг работал чётко и ясно. Это была прекрасная мелодия, которую кто-то наигрывал на флейте. Мелодия сна, которая обращается прямо к душе, а не к слуху. Но и было в ней нечто тревожное, неправильное. Ей вспоминались какие-то итальянские джалло, фильм «Фантазм», мелодии Майкла Олдфилда. Она не слишком увлекалась музыкой, и сама удивлялась, как много знает на самом деле мелодий. Но было и объяснение, некто знал всё про неё и обращался напрямую к ней, к тем мелодиям, которые были знакомы только для неё. Она понимала, что именно неправильно в мелодии – звук хрусталя, которого никак не добиться посредством флейты. Она понимала, что лучше не идти к источнику звука. Но она шла. Причиной было не любопытство. Флейтист находился между ней и кинотеатром и лучше встретить его, когда она готова к этой встрече, а не в случае, если Флейтист выберет иной способ позвать к себе.

Флейтист сидел, прислонившись спиной к стене. Одну ногу он согнул в колене и опирался на подошву, вторую протянул по тротуару, перегораживая проход. Почему-то он напомнил Хулии карту Таро «Повешенный», где бедняга висел вниз головой, подвешенный за одну ногу, а вторую согнув в колене. Флейтист напоминал Повешенного ещё и тем, что в нём было нечто неверное, словно он был фотографией лежащего, которую пытаются выдать за стоящего человека. У него была шляпа, как у Данди-крокодила3, которая полностью закрывала тенью его лицо, серые джинсы и чёрная кожаная куртка. Перед ним лежала ещё одна шляпа, в которую уличным музыкантам бросают деньги. Возможно, он и собрал бы кассу, если бы на улице был кто-то ещё, кроме Хулии. Она остановилась напротив него. Через ногу, перегораживающую проход, легко было переступить или, в крайнем случае, Флейтиста можно было обойти по проезжей части, тем более, что машин она больше не видела.