Зачем? Это делает Эрман? Зачем ему, чтобы Розалия верила, что убила его брата-близнеца? Скорее всего, никакого брата-близнеца не существует в помине. Но зачем ему это? У Розалии скоро мозги из ушей потекут, он не боится, что она прикончит его так же, как это описано в книге?

"Очаровательная, очаровательная история", – пробормотал дядюшка Ансельмо на восхищение Хулии, – "обожаю детективные загадки без убийцы и жертвы".

Всё это время в качестве жертвы Хулия видела Розалию, а что, если жертва Эрман? Выпускается книга, где он назван братом-близнецом какого-то насильника, чьего настоящего лица, судя по всему, Розалия и не помнит. Книга подписана именем Розалии. Её странности убедят в её психической нестабильности. Подробности её жизни в книге? Выведаны на сеансе гипноза или внушены экстрасенсом. Когда выяснится, что у Эрмана нет братьев, это не послужит в пользу доказательства психической полноценности Розалии.

Экстрасенс точно замешан, но зачем? Преступление для брата? Именно поэтому в придуманной книге выбраны братья, у реальных преступников сработал психологический эффект под названием "проговорились".

Да, мог бы это быть и Теренсио. Есть лишь одно "но" – на директора издательства указывает миллион стрелочек. Если Эрман умрёт, то не станет выкупать издательство за долги. Именно директор издательства не захотел открывать имени автора, и он же напечатал тираж с именем Розалии на обложке. Если Розалию признают убийцей (причём ей вовсе не нужно убивать самой, даже если убьют преступные братья, подумают на неё), тиражи её книги взлетят до небес и издательство выберется из долгов.

– Сделано!

Хулия бросила карандаш на страницу блокнота. Вдруг перед её кроватью замерцал воздух. На несколько секунд она увидела Санчеса, который удивлённо огляделся и вдруг снова исчез. Неуверенно Хулия встала с кровати и повела ладонью, где он стоял. Она очень надеялась, что всё произошедшее обозначает, что в петле, в которой находится Санчес, на одно звено стало меньше.

Перед Хулией стала дилемма, как посвятить родных в то, что она стала как-то решать загадки. Она стащила одну из голубых лампочек механизма на память и прятала её под подушкой (разумеется, в жестяной коробочке, иначе от лампочки скоро мало бы что осталось).

Как-то она завела с дядей Ансельмо разговор о рассказах, в которых уже успела побывать, сказала, что ей приснился сон, даже два, и, возможно, механизм тому причиной. Дядя Ансельмо выслушал, покивал, но лишь сказал, что, возможно (и это «возможно» он подчеркнул голосом так, будто подводил под написанным словом три черты), Хулия и права, но он пришёл к выводу, что не должен более пытаться получить ответы, рассказы хороши только пока они лишены концовок, а когда они получат разгадку, то потеряют очарование.

Потеряв возможного (от этого слова она стала вздрагивать) союзника в лице дяди, Хулия испытала сожаление, но всегда оставался Санчес, оставшийся в плену страниц, так что она надеялась, что сможет поговорить о происходящем хотя бы с ним, когда встретится с ним ещё раз.

Однако в книгу снова она не спешила. Ей было стыдно перед Санчесом, который раз за разом проходил ад повторов, но и Хулия сомневалась, что сможет в пять секунд расщёлкать любую загадку без предварительной подготовки. Глупее всего, считала она, оказаться в рассказе, дать Санчесу надежду и так и не разрешить рассказ, в котором она очутится. Она гуляла по городу, мысленно перебирая рассказ за рассказом, желая точно добиться успеха при следующем погружении. Прошла почти неделя, пока она наконец набралась мужества, чтобы снова погрузиться в книгу.