Как прохладный кинжал ранит воздух осенний,

И грустна, и прекрасна земля перед сном.

Как же хочется мне задержаться в мгновенье

На высоком пригорке с янтарным леском!

Здесь колышется вечность в звенящем сиянье

Уходящего в небо осеннего дня:

Вот и доброе детство мое меж кустами

Пробежало, смеясь и лукаво маня…

Но немеет душа, замирает в смятении —

Ибо греет и ранит людей красота.

Я взираю с тоской на растущие тени:

Так уйдет этот день, как уходит Мечта.

Да, имя Мара на одном из современных языков означает «мечта»…

Однако Мечта вновь неожиданно появилась в моей жизни уже в другой стране. И не одна, а вместе с сыном от первого брака и целой кучей родственников. Родственники, к моей большой радости, оказались временным явлением: они все потихоньку разъехались в разные концы страны. А Мара осталась со мной. Через несколько лет после нашей помолвки (в официальный брак мы вступить так и не решились) на свет появился наш сын. А еще через несколько лет я узнал о бедах, постигших мой родной город. Оказалось, в Парве ни с того ни с сего стали дуть сильные ветра. Поначалу на это мало кто обращал внимание. Но после урагана, унесшего многие жизни и разрушившего и без того на честном слове державшиеся новостройки с растрескавшимися задолго до урагана швами, власти Парвы забили тревогу. Как я уже упоминал, столица была перенесена в другой город конфедерации, бОльшая часть чиновников и официальных лиц покинула Парву. Но там остались люди… Ученые, школьные учителя – включая тех, что учили еще меня, врачи, инженеры, множество пенсионеров…

– И снова я теряю тебя навсегда? – задумчиво спросила меня Мара, когда узнала о моем решении.

– Если снова, значит, не навсегда… – ответил я. Мне было больно и никакого другого ответа не пришло тогда в голову.

Как бы то ни было… Как бы ни было… Я должен был вернуться в родные места – город изуродованный, растерзанный, израненный, постаревший, брошенный на произвол судьбы. Я не мог иначе.

После утреннего кофе с булочкой в гостиничной столовой я поднялся в свой номер, чтобы надеть куртку, которую приобрел специально для путешествия в Парву. Вероятно, в ней я буду чувствовать себя хоть немного уютнее… Куртка была довольно длинная, с теплым и мягким внутренним слоем из натурального волокна – смеси шерсти и хлопка. Внешний слой был груб и практически водонепроницаем, почти у колен он стягивался довольно плотной и широкой резинкой, которая тем не менее не создавала помех при ходьбе. Такая же резинка была вставлена на запястьях в рукава. Конечно, куртка была снабжена капюшоном, который тоже довольно плотно облегал лицо. При этом звуки сквозь него отлично доходили до ушей, поскольку внутреннего мягкого слоя в капюшоне не было. Джинсам я предпочел брюки из такого же грубого, плотного и водостойкого материала, как куртка. А на ноги надел легкие водонепроницаемые ботильоны под цвет своего костюма, длиной они были чуть выше колен, но, как и куртка, не сковывали движений. А вот с перчатками все обстояло совершенно иначе. Мне всегда требовалась предельная чувствительность моих рук: всего, что я задеваю, трогаю, чего случайно касаюсь. Отчасти из этого складывалась моя картина мира, в частности, мира того места, в которое меня привела судьба. Поэтому тонкие на ощупь перчатки, хоть и под цвет купленного в специальном магазине уличного костюма, мне связала Мара… Честно говоря, не знаю из чего. Но руки в них были защищены от холодного ветра, а тактильной чувствительности не теряли.

– Внесу свой вклад в твою экипировку, – проворчала она и вручила мне перед отъездом пару вязанных на очень тонких спицах серо-голубых перчаток.