Он замер на секунду, глянув на неё удивлённо.

— Нет, — повторила она, упрямо возвращая на место свои штаны, которые он успел слегка приспустить вниз.

— Хорошо, — поднял он руки, отступая. — Я понял, понял, у тебя месячные.

«Ну, пусть будут месячные, — зло поправляла свою одежду Катя. — Что ещё я могу ему сказать?»

— Или ты обиделась? — он изучал её с высоты своего роста, слегка прищурившись.

— А я имею право обижаться? — она подняла с пола смятую наволочку и встряхнула, чтобы свернуть.

— Разве это какое-то привилегированное право?

Он отступил, чтобы не мешать Кате размахивать выстиранной одеждой, как оружием.

— А разве нет? А ещё задавать тебе вопросы, быть в курсе твоих планов на меня — всё это разве не за рамками моей компетенции?

— Разве я хоть раз тебе не ответил? — засунул он руки в карманы уже застёгнутых брюк.

— Я ни о чём и не спрашивала, — встряхнула она очередную тряпку.

— А я-то здесь при чём тогда? — усмехнулся он и пошёл к мойке. — Я чайник поставлю, не возражаешь?

— Не возражаю.

В полном молчании Глеб вымыл руки, заглянул в холодильник, проверил шкаф под мойкой, откуда извлёк открытую пятилитровую бутылку воды.

А Катя бросилась закрывать распахнутую дверь, в которую забежал с улицы промокший до нитки щенок.

— Гастон! — кинулась за ним Катя, когда он пошлёпал грязными лапами в сторону дивана.

— Гастон?! — выпучил глаза Глеб, наблюдая как Катя пытается поймать юркого щенка. Стратегически неверно он решил спрятаться за кухонным столом, и парень подхватил беглеца. — И кто это у нас такой быстрый? Лабрадор?

Щенок беззащитно повис в его руках.

— Обзаводишься хозяйством? — передал Глеб Гастона Кате.

— Так нечаянно получилась, — улыбнулась она мокрой мордашке и на вытянутых руках понесла грязнулю в ванную.

Щенок поскальзывался в пластиковом поддоне душевой кабины, но его любопытство это не уменьшило. Он обнюхал каждый уголок, пока Катя спускала воду.

Тёплый душ ему совсем не понравился. Он испуганно притих, пережидая неожиданную процедуру.

— Подай, пожалуйста, зелёное полотенце, — махнула она Глебу. Парень стоял, задумчиво опершись плечом на косяк двери, и встрепенулся на её просьбу. Пиджак он снял, и пока Катя кутала в махровую тряпку вырывающегося щенка, закатал рукава белой рубашки.

— Давай мне, — протянул он руки к беспокойному зелёному свёртку.

— Держи! Я пока полы протру, — схватила Катя половую тряпку.

И закончив уборку, замерла с ней, увидев, как Глеб воркует над щеночком.

Когда Катя сказала, что можно его отпускать он, кажется, даже расстроился.

— Чай, кофе? — она вернулась, вытирая остатки воды с локтей кухонным полотенцем.

— Как обычно, — устало упал на стул Глеб. На его белоснежной рубашке остались мокрые следы.

— Опять не спал? — поставила перед ним кружку с густой коричневой жидкостью девушка.

— Нет, просто люблю крепкий кофе, — он задумчиво посмотрел на сахарницу, на пакет с сушками, но так ничего и не взял, поднял на Катю хмурый взгляд. — Прости, если я тебя обидел.

— Нет, не обидел, Глеб, — села она на соседний стул, лицом к двери.

— Я не мог вырваться раньше. Это было серьёзное мероприятие, затянувшееся на неделю. Собирались все главы муниципальных образований.

— Я верю, — тяжело вздохнула она, уставившись в кружку.

— Наверно, надо было позвонить? — болезненно сморщился он.

— Наверно, много чести, — усмехнулась Катя. И о том, что только ради него она не поменяла старую симку на новую, местного оператора, промолчала.

— Не много. Прости, — он накрыл ладонью её кисть и слегка сжал. — Но, если бы я позвонил, то сказал бы, максимум: «Не жди меня» или «Приеду, как смогу».