Велосипед прислонили к большому камню. И Катя наконец избавилась от своего шлема, оставив его на руле.

— Давай, давай! Вверх, вверх! А то опоздаем, — Глеб толкал девушку перед собой.

До середины серпантина, что вился вокруг скалы, Катя ещё дошла бодро. Но дальше еле ползла. Она с недоверием посмотрела вниз — а от подножия гора сказалась совсем невысокой, а потом вверх — а до маяка ещё так далеко.

Нет, девушка она была неспортивная. По утрам не бегала, фитнес не посещала. Перед отъездом ходила на «правИло», чтобы встряхнуться. Но там, какой спорт! Привязывают тебя за руки за ноги к этой дыбе, и висишь пассивно, а то и вниз головой. При сидячей работе и хондрозах в самый раз, но вот для начинающих альпинистов слабое подспорье.

— Пыхтишь? — протянул ей руку Глеб. Длинная чёлка прилипла к мокрому лбу, и он казался юным и по-мальчишески озорным. Но рука, потянувшая Катю наверх, держала по-мужски крепко. Даже открылось второе дыхание — так ей не хотелось упасть перед ним в грязь лицом, и не только образно, а в самом прямом значении этих слов. Пару раз Катя спотыкалась. А камни утоптанной дорожки казались ей такими привлекательными, чтобы на них полежать. И, если бы не рука Глеба, пожалуй, прилечь удалось бы.

— Успели, — радостно показал он рукой на небо. — Смотри!

Катя, тяжело дыша и опираясь руками на колени, подняла голову. И тут же забыла и про колики в правом боку и про ломившие икры, и… вообще про всё забыла.

Начинался рассвет.

Выплывая из-за горизонта, словно возрождаясь из глубин, над морем вставало солнце. Его золотой диск, похожий на маленькую раскалённую монету, окрашивал в красные оттенки небосвод, отчего небо казалось зеленоватым, а потом уходило в серый.

— Иди сюда, — поставил Глеб перед собой совершенно потрясённую Катю. И его горячие руки, сжимавшие плечи девушки, казались неотъемлемым дополнением всей этой огненной картины.

Чем выше поднималось солнце, тем длиннее и шире становилась дорожка, что протягивалась по водной глади прямо к скале. И Кате хотелось шагнуть и пойти. Не важно, куда. Не важно, зачем. Просто идти. К горизонту. К солнцу. Протянуть открытые ладони этому миру и навсегда поверить, что он прекрасен.

— Потрясающе, — заворожённо прошептала она.

— Я рад, что тебе понравилось, — обнял её Глеб. — Запомни это ощущение. Закрой глаза и запомни. И оно навсегда останется с тобой.

— А что ты чувствуешь, когда это видишь? — упёрлась Катя затылком в его грудь и закрыла глаза.

— Что никогда не нужно бояться начинать всё сначала, — ответил он тихо и серьёзно. — С нуля, с тёмного горизонта. Надо просто вставать, как солнце, и светить. И ни о чём не сожалеть. Ни о хорошем. Ни о плохом.

Сквозь закрытые веки слепило беспощадное солнце, а в Катином сердце горели слова Глеба. Простые, но сильные, они прожигались клеймом. Вместе с видом неотвратимого восхода оставаясь навсегда.

— Пора, — поцеловал он её в макушку, пробуждая из молчаливой задумчивости.

Вниз спустились молча. Глеб снял рюкзак и засунул в него шлем. Снял свою футболку, и, вернув рюкзак на голые плечи, уложил скомканную одежду на раму.

— Прошу, — похлопал он по этой импровизированной подушке перед собой, занимая сиденье.

— А что, так было можно? — подогнула Катя ноги, раскачивая велосипед, который Глеб крепко держал за руль, пока она устраивалась.

— Теперь можно, — и мягко оттолкнувшись, упёрся ногами в педали. — Главное не ёрзай.

Не сказать, чтобы было очень комфортно. Но Катя готова была потерпеть любые неудобства за то, что можно вот так безнаказанно прижиматься к его голой груди.

— Это что? Ключ от сердца? — покрутила девушка жёлтый зубчатый ключ с красноречивой надписью «love».