Он сиял, и мать любовалась им. Да, поистине она должна гордиться, что родила такого сына! Он очень похож на того, другого Ролло, из-за которого она едва не погубила себя.
Ролло был так же невероятно могуч, как его настоящий отец, но при этом поджар и статен, каковым Ролло Пешеход не бывал и в лучшие годы жизни. К тому же при высоком росте, широком развороте плеч и развитых мышцах он был гибок и быстр, как кошка. У Ролло было удлиненное лицо с высокими скулами, шея словно колонна, квадратный подбородок и чувственные губы. Длинные русые волосы схвачены вокруг лба кожаным ремешком. Глаза светло-серые, как туман, глубоко посаженные под мощными надбровными дугами, четкая линия прямого носа… Нет, незаконнорожденный сын женщины-скальда Хильдис, хоть и походил на того, кому она отдалась девятнадцать лет назад по порыву сердца, но гораздо краше его. Боги были милостивы к ней, и она, вынужденная разлучиться с возлюбленным, получила другого Ролло, гораздо лучший слепок, чем был сам оригинал.
Обо всем этом Хильдис думала поздно ночью, когда уже все улеглись, а она тихо сидела в ногах ложа сыновей. Маленький Атли спал, дыша хрипло и тяжело, как всегда. Ролло же лежал, прикрыв согнутой рукой лицо, и Хильдис не знала, спит он или нет. Он всегда дышал ровно, глубоко и бесшумно, как птица. Сама же она знала, что не заснет. Её последняя ночь с сыновьями… Что ж, – горлинка выводит птенцов, чтобы они улетели… И все-таки слезы текли и текли по её щекам.
Ролло не спал. Он слышал прерывистое дыхание матери, ощущал её запах, её тепло. Так было еще со времен его детства, когда она приходила, садилась подле него и тихо лила слезы. Маленьким, проснувшись, он тоже начинал плакать, но позже научился притворяться спящим, а потом привык. Сейчас же в груди у него все разрывалось. Рано привыкший к дальним походам, к долгому пребыванию вдали от дома, он не думал, что ему так тяжело придется в последнюю ночь.
Еще несколько часов назад все его мысли были о поджидавших его во фьорде кораблях, о тех соратниках и друзьях, кто примкнул к нему, не пожелав подчиниться Харальду и предпочел изгнание – о Кетиле, Олафе, Мезанге, Лодине и других, кого он либо знал с детства, либо сошелся в викингских походах. Он ждал часа, когда подставит ветру полосатый парус и, разрезая волны, поплывет искать предсказанное ему королевство. Но теперь, когда его мать беззвучно плакала, он вдруг понял, что какую-то частицу себя он навсегда оставит в Норвегии. И сейчас, в дремотной темноте длинного дома, под тихое всхлипывание матери и дружный храп своих дружинников, он молча глядел на выползающий сквозь отдушину в крыше дым и вспоминал…
Ролло всегда был нелюбимым сыном Регнвальда из Мёра. Тот, кого он так долго считал своим отцом, был всегда груб, даже жесток с ним. Как и с его матерью. Он даже злился на нее на само имя, каким она нарекла своего первенца, хотя это имя и встречалось в их роду – так звали отца самой женщины-скальда. Второму же сыну он сам дал имя – Торир. И именно Торир, позже получивший прозвище Молчун, и был любимцем Регнвальда. Разница, с какой ярл относился к братьям, была столь очевидна, что Ролло с детства чувствовал себя обделенным. Возможно, это и повлекло за собой, что он стал таким неуправляемым и вспыльчивым. Но старые викинги, поглядывая на него, со знанием дела вспоминали старую пословицу: «Орел кричит рано».
То есть характер будущего «короля моря» определился еще тогда. Однако сам ярл Регнвальд никогда не радовался проделкам первенца. Особенно когда тот волчонком вгрызался зубами ему в руку или разбавлял пиво в дорожных бурдюках ярла козлиной мочой. И ни наказания, ни порка (Ролло еще пуще обозлился на отца, который посмел сечь его на глазах рабов) не могли усмирить непокорного ребенка.