Ренье торопливой рысью помчался к Молчаливой Башне. После прозрачного воздуха морозного дня из подземелья на него дохнуло смрадом. Немудрено, что Эврар, как и ранее, предпочел оставаться снаружи, Ренье же по выщербленным ступеням сошел под землю.

Леонтий с улыбкой поклонился ему как коронованной особе – трижды в пояс. Его подручные после проделанной работы ели похлебку из общего котелка, чавкая и гремя ложками. Со свету Ренье не сразу заметил тело дамы Автгуды в углу. Его накрыли дерюгой, из-под которой торчали лишь желтые голые пятки. Ренье брезгливо поморщился. В душном и одновременно сыром воздухе подземелья стоял густой дух паленого мяса, крови и пота. Его всегда занимало, отчего при пытках люди столь обильно потеют?

Леонтий, проследив за взглядом господина, пожал плечами.

– Здоровенная бабища, а ведь какая хилая оказалась. Мы только начали жечь ей живот, чтобы освежить память, как она сразу все вспомнила и разоткровенничалась, как на исповеди. Потом лежала и хныкала – и вдруг стихла. Наш Бруно глянул, а она уже отошла. Нехорошо как-то. Мы и священника не успели кликнуть, взяли грех на душу…

Ренье махнул рукой:

– Пустое. Говори скорей, что она поведала?

Леонтий, улыбаясь, протянул герцогу шуршащий пергамент с записью допроса. Византиец был аккуратен и любил, чтобы все было по форме. Однако, завидев нетерпение на лице герцога, заговорил, лишь порой поглядывая на записи в свитке.

– У короля Эда были сыновья, но все они рано умерли. Поэтому рождение дочери огорчило и разочаровало его. Новому королю из Робертинов нужен был наследник! К тому же, когда родилась Эмма, дела у Эда шли не лучшим образом. Он разбил норманнов, но не мог справиться с собственной знатью: феодалы никак не желали смиряться с тем, что ими правит не представитель прославленной династии Каролингов. Вот все недовольные Эдом и стали объединяться вокруг мальчика-подростка Карла, известного ныне под прозвищем Простоватый. Ведь в глазах знати именно он был сыном и братом Каролингов.

Эд прослышал про это, но он вел постоянные войны, отражая набеги викингов, так что не мог разобраться с недругами в своем государстве. Да и в семье у Эда не ладилось. Король часто бывал в разъездах, а Теодорада, считая, что Эд должен ценить её и уделять больше внимания, памятуя, что ради него она пошла против воли своих царственных родственников, беспрестанно закатывала ему сцены. И все же дама Автгуда, – да пребудет душа её в мире! – хмыкнул Леонтий, – все же утверждала, что этот брак был счастливым. Эти двое бешеных крепко любили друг друга. Столь крепко, что даже дети для них не много и значили. Особенно дочь. Когда родилась принцесса Эмма, ее сразу передали кормилице. Которой, впрочем, была не какая-то грудастая баба из простонародья, а супруге одного из ближайших соратников Эда – графа Беренгара из Байе. Звали её Пипина и была она из рода Анжельжер.

Леонтий заметил, что герцог, все это время нетерпеливо вращавший на запястье браслет, теперь смотрит внимательно. Грек снова просмотрел записи на пергаменте, словно опасаясь что-то упустить, а затем неторопливо продолжил. Говорил он, явно наслаждаясь собственным красноречием, изящно сплетая фразы, так, что даже его иноземный выговор казался незаметным.

– У графини Пипины в то время как раз тоже родился ребенок, – так утверждала дама Автгуда, – сын, получивший имя Эд в честь короля. Вот принцесса Эмма и жила в этой семье, считая ее своей. Тем более, что королю ее отцу пришлось сражаться с собственной знатью, какая все же помазала на царство Карла Простоватого. Эд пошел войной на Карла, и такова была сила и значимость этого короля, что войско Простоватого разбежалось, так и не приняв боя, а сам Карл укрылся в Бургундии.