Послышался крик.

– Папа.

– Что? – крикнул в ответ Степан.

– Мамы просили позвать вас всех кушать.

– Сейчас идём.

Они стали подниматься. Нередко они обедали сразу двумя семьями. В этот раз обед организовали в доме дяди Стёпы. Три двоюродных сестры и одна родная, две мамы, местный дурачок, Ваня, папа Коля и дядя Стёпа.

За столом была молчаливая, нервная обстановка, хотя обычно обед проходил в весёлых разговорах, а сейчас в большинстве своем все молчали, сказались события последних дней. Первым вопросом мамы был.

– Ты его наказал?

Все поняли о ком речь.

– Да, достаточно, – ответил отец.

Видно было, что мама, конечно же, тоже переживала, и была слегка «на нервах».

Девочки тихонько шушукались.

– Что дальше будет? – спросила мама, – приедут нас военные выручать. Завтра уже никому на работу не выйти. Не переехать эти валы, ни лес вывезти. Да и в лес вообще не въехать.

– Понятно это все. В любом случае в РММ пойдём, а там начальство пусть решает.

– А ты Степан с людьми говорил в центре, может милиция что говорит?

– Ничего не говорит, «Сохраняйте спокойствие!» говорит.

Присутствующие за столом внимательно слушали разговор. Все, кроме дурачка.

– Виктор тебе добавки положить? – спросила его мама.

Тот помотал головой, а затем вступил в разговор, насколько это было возможно.

– Ооо, – немного помолчал, – ооо всё, – снова помолчал, – о делат, йа ч утую.

– Не понял, что он сказал? – спросил отец.

Виктор ещё скажи.

– И я, я у тою.

– Ты чувствуешь?

Тот кивнул.

– А что ты чувствуешь?

– Ооо.

– Кого-то чувствуешь?

Виктор снова кивнул.

– Это он делает?

– Да, – почти четко произнес Виктор.

– Это Бог? – спросила мама.

Тот мотал головой в разные стороны.

– А кто?

Виктор развел руками давая понять, что не знает.

– А что он хочет? – спросил Степан.

Виктор снова развел руками.

– Хотя бы мы теперь понимаем, что это людских рук дело.

– Папа, с чего ты взял, что он говорит о человеке? Может быть всё-таки, об инопланетянах, или о чём другом, – просила старшая дочь Степана.

– Ну да, может быть и так.

Ввиду того что электрическая сеть в селе была нарушена, весь следующий час вся мужская часть семьи Кошкиных, собрав все возможные бочки таскала воду, так как насосы больше не работали, чтобы вечером можно было полить огороды.

7

Всё что помнил Даниил из своей жизни, это четыре белых стены, ну или частично белых. Если воспоминания, сумбурно плавающие в его голове, не врали, то когда-то они были другого цвета, цвета похожего на то, что он видел в верхней, не закрашенной части окна. Он даже не знал, что это окно, даже не знал, что это небо. Иногда насыщено голубое, часто тёмно-серое, а изредка чёрное. Откуда ему было знать эти слова. Он ни с кем никогда не общался, но если все же не подводили его воспоминания, то несколько лиц детей, с которыми когда-то жил в этой комнате он вспоминал. На самом деле не в этой, с самого начала его поместили в палату к другим детям, именно там и были голубые стены, но если дети как-то развивались, то сам Данила остановился в своем развитии на уровне трёхлетнего. Его память не формировала образы способные остаться в ней, и каждый день для него начинался, как новый. Но каким-то непостижимым для него образом память всё-таки сохранила воспоминания о тех детях, которые жили с ним. Данила не помнил, как его переводили, уже повзрослевшего сюда в одиночную палату. Врачи давно перестали пытаться привить ему какие-то знания, он для них был просто, как бы это грубо не звучало, биомассой. Ни на какие мыслительные действия неспособным.

Его мысли всегда находились в постоянном хаосе, да и какие это были мысли? Когда он смотрел в окно и любовался облаками, он просто на них смотрел. В черепушке Данилы что-то шевелилось, пытаясь понять, что это? Почему это так красиво? А как только он отвлекался и обращал взор на комнату, забывал. Взгляд на кровать вызывал необходимость прилечь, потому что она предназначена для этого, чтобы на ней спать. Если бы его не приглашали на обед, то, скорее всего, он бы и не понял, что нужно есть. Он до сих пор не понимал, что нужно снять штаны прежде, чем сходить в туалет даже «по важному». Он понимал, что испражняется только тогда, когда уже испражнялся. А потом это чувство неудобства и кричащий на него мужчина в белом халате. А он даже не понимал, за что он кричит.