Жаркое солнце освещало наш двор сквозь высокие ограды. Трава блестела от недавнего дождя, земля была пропитана влагой. Тяжелые ветви деревьев гнулись, а телки, привязанные в ряд, паслись на лугу, время от времени мыча.

Открылась дверная калитка, и появился отец, крепко держа в правой руке черный пакет с деньгами. Только что он продал пятую ферму из одиннадцати оставленных ему родителями.

– Теперь ты – обладатель солидного капитала, и я очень надеюсь, что ты прекратишь заниматься ерундой, начнешь удваивать свое состояние и, наконец, станешь уважаемым человеком в обществе, – сказал отец мне.

Ерундой он называл мой писательский труд. Еще учась в старших классах, я увлекся драматургией. Посылал пьесы в местные театры, но режиссеры не трудились даже прочесть произведения неизвестного автора.

Затем я выпустил маленький сборник стихов. Книга не имела никакого успеха, но казалась мне многообещающей.

Осмелюсь предположить, что когда-нибудь напишу весьма умную книгу. Хоть и знаю: чтобы достичь успеха в литературе, нужно обладать некой отвагой, которая отражается в новом герое, оригинальности сюжета и в стиле письма, но пока у меня ничего этого не было. Звучит довольно строго по отношению к себе, но такова истина.

Среди семей, обитающих испокон веков в окрестностях города Баку, семья Ахмедовых была одной из самых уважаемых и гостеприимных.

Наш дом был большой, с высокими потолками и с широкими окнами, выходившими на набережную. Перестановка по указаниям матери быстро придавала дому утонченный облик. Произведения искусства, собранные ее отцом во время поездок по Европе, она всегда берегла: эти бесценные картинки и книги добавляли обстановке особое изящество. Гости всегда восхищались тем, как можно специально так озаботиться антуражем, чтобы, находясь внутри него, все становились частью этого эстетически полноценного, продуманного пространства.

Наш дом круглый год, с утра и до поздней ночи, кишел народом. Люди приходили без всякого предупреждения: ближайшие соседи и какие-то дальние родственники, которых лично я до сих пор в глаза не видел и не слышал об их существовании. Эти дни мать называла днями полной анархии, приводящей в отчаяние ее и прислугу. Завтрак, обед и ужин смешивались в шумной и беспорядочной суете. В то время, когда одни заканчивали обедать, другие только начинали пить утренний чай. Со стола никогда не убирали сладости, фрукты, а кухня наша работала с утра до вечера.

Мать моя, хозяйка дома, почти никогда не садилась за стол, пока сама не накормит всех гостей. Они говорили, что если и есть на свете женщина, которая может предстать пред Аллахом, то это без всякого сомнения она.

Мы жили богато, деньги из рук отца текли, бежали, исчезали. Легкость, с которой отец оказывал своим родственникам помощь, была одной из величайших радостей его жизни. Тут его прекрасно понимали все люди.

Отец был высокий, широкоплечий, с длинной веерообразной бородой и серыми холодными глазами, с отсутствующими передними зубами, выбитыми во время службы в армии. Как это вышло, он уже не помнил. По этой причине он шепелявил, выплевывая слова, которые люди не всегда понимали. Отца отличали властолюбие, суровость и убежденность в правоте своих слов. С ним нужно было договариваться на его условиях.