Лапы симаргла едва коснулись дощатого настила галереи, а им навстречу уже бежали Лис и Радмила.

– Вот! А я предупреждал, – чародей обличающе указал на мышь пальцем, а Радмила всплеснула руками:

– Ох, братец-братец… Чего только ни придумает, лишь бы избежать серьезного разговора.

Она протянула руку, намереваясь забрать мышь, но Тайка не позволила. Сверкнула глазами:

– Приходите завтра!

И унесла Яромира в свою комнату.


Глава восьмая. Худой мир лучше доброй ссоры

Поутру оказалось, что Тайка заснула не раздеваясь – упала прямо поверх покрывала. И немудрено: с такого-то недосыпа!

Когда она проснулась, Яромира в комнате уже не было: то ли мышью улетел, то ли своими ногами ушел, когда в человека обратился. И никакой тебе записки с объяснениями, эх…

Судя по яркому солнечному дню за окном, время завтрака давно миновало, но Тайку будить не стали. За это, наверное, стоило сказать спасибо бабушке: та всегда старалась ходить тихо и не греметь кастрюльками, когда внучка отсыпалась на выходных после утомительной учебной недели, и на Пушка шикала, чтобы тот не клацал когтями по полу. Кстати, на столике прямо у кровати стояла тарелка с румяными пирожками, заботливо укрытыми полотенцем, чтобы не зачерствели. Наверняка тоже гостинец от бабушки.

Стоило Тайке взять один пирожок, как в дверь постучали. Ишь, будто бы следили, когда она проснется.

– Войдите!

Она ожидала увидеть царицу, царя или Яромира. Ну или, совсем на худой конец, Лиса, но не угадала – в комнату заглянула дородная девица в расшитом маками сарафане и с толстенной русой косой, уложенной венчиком вокруг головы:

– Изволила проснуться, царевна? Хорошо ли спала, душа-надежа?

– Да, спасибо. Можешь звать меня просто Тайкой, кстати. А тебя как зовут?

– Любава я, Жаворонкова дочь. – Да, ей очень шло это звучное имя. – Царица мя послала. Грит, спомоги царевне, Любавушка. Надоть в комнате прибрать, вещички постирать. Сарафанчик вот прислала голубенький, с ромашками, да рубаху. А ленты я уж от себя добавила – для пущей красы.

Тайка только сейчас заметила в руках у новой знакомой сверток:

– Ой, это все мне?

– Ну а кому ж еще?

Ух ты! Наконец-то сбылась ее мечта о платье, сшитом по дивьей моде. Какое красивое! Камушками и речным жемчугом вышитое. Только как его надевать-то? Тут завязки какие-то…

– Я помогу, – улыбнулась Любавушка, верно расценив задумчивый взгляд. – Сымай свою одежу, Тайка-царевна. Ой, и чу́дная она у тебя, смех и грех! Косоньки давай тоже переплету. Чего ты их две-то носишь? Али сговоренная замуж уже? За нашего воеводу, что ль?

– Ни за кого я не сговоренная! – фыркнула Тайка. – У вас, может, две косы что-то и значат, а у нас просто так носят. Потому что удобно.

– Ой ли? А от кого на рассвете воевода вышел крадучись? Я все видала, – Любава погрозила ей пальцем. – Ладно-ладно, дела личные, нравы заморские. Только не обессудь, царевна, косу все ж в одну уплету, а то будешь добрых молодцев в заблуждение вводить. Коли жаниха не имеется, с одной ходить надоть.

– Делай как знаешь, – пожала плечами Тайка. – Я и хвост порой ношу. И распущенные…

– Ой, страсти рассказываешь! – Руки Любавы ловко разделили спутанные со сна пряди. И ведь аккуратно так: нигде не дернула, не потянула.

– А бабушка почему одну косу носит? Она ж замужем.

– А потому, что с царицей не спорят, – Любавушка, высунув язык, завязала пышный бант. Косица, конечно, получилась куцая, но хоть какая. – Мы чужие обычаи уважаем. И она наши тоже: кокошник же носит али венец. Мужней жене с непокрытой головой ходить не след.

– Ясно. А вот как у тебя, это что означает?