Время шло, а война не кончалась.

Маут стоял у окна в своём кабинете. На улице шёл слабый снег, весь город был в белой пелене. В этом году зима выдалась тёплой, и снег лёг только на второй месяц. Мурзану нравилась зима. Он вырос в тёплой стране, в которой почти круглый год было лето, но эти прохладные месяцы ему пришлись по душе.

В этот день ему хотелось плюнуть на всё, собраться и уехать в глушь леса, пожить одному в охотничьем домике, подышать свежим, морозным воздухом и поохотиться в тишине на какого-нибудь зверя. Но жизнь поставила перед ним иные цели. Теперь он властвовал миллионами душ, и отречься от мира, даже на один день, не было никакой возможности. Да и стоило остаться одному, как тут же в голове гудели мысли, мысли о поступках, о решениях, о правде и лжи. Он постоянно ломал голову о цели и средствах её достижения. Ведь каждая победа, это череда маленьких поражений, упущений и решений, и постоянно думая об этом, Маут начинал сомневаться в себе. А в пылу дел и работы, чувство стыда и совесть замолкали, давая другой черте тирана преобладать – жажде к власти, к свершениям и победам. Его амбиции не знали предела, они с самого детства были его путеводной звездой. Он каждый раз ставил цели, а как добивался их, ставил новые.

Раздался скрип двери, в кабинет Маута вошел Хегер. Поприветствовав своего друга, он присел на стул и, расстегнув свой кожаный плащ, окликнул Мурзана.

– Уважаемый мой друг, о чем думаешь?

– А, это ты, Селим, здравствуй. Да собственно ни о чем серьёзном.

– У таких как ты, все мысли серьёзные.

– Не льсти мне, не люблю я это. – сухо сказал Маут и присел за стол. – Знаешь, какой слух о тебе ходит на улицах столицы?

– Обо мне много слухов ходит, какой именно?

– Да вот поговаривают, что твой плащ из кожи человеческой сделан.

– Да!? Нет, не слышал такого! Хотя если у тебя есть сомнения, то можешь проверить. Да и зря люди сказки такие придумывают, человеческая кожа не практична и тонка, разве, что на абажур пойдёт. – с удивлением и иронией сказал Селим, демонстративно поправляя воротник плаща.

– Твоя слава, сам знаешь какая. Так что не удивительно, что народ сказки сочиняет.

– Если бы не было у меня такой славы, вполне возможно мы бы не обладали такой страной, которую уже начинают остерегаться Фавия и её сателлиты! Так уж разделили мы с тобой любовь народную. Ты велик, мудр и умён, а я жесток, но справедлив.

– Кстати о Фавии, сегодня на вечер созван совет обороны. Думаю тебе нужно там появиться. Будет обсуждаться план мирного договора.

– А он тебе нужен. – тут же задал встречный вопрос Хегер.

– Мне нет, но стране да.

– Думаю Фавийский царь вряд ли примет наш план договора. Несмотря на все наши победы, мы лишь изгнали противника с нашей земли. Этого мало для шантажа медивов.

– Я понимаю, что ты имеешь свою точку зрения и мне она очень важна, но давай ты выскажешь её на совете. Сейчас я хочу побыть один. Мне нужно подумать. Прости друг, но поговорим позже.

– Как скажешь, я сейчас же удалюсь. Но подумай Мурзан, мы можем сломать их хребет. И тогда условия будим диктовать мы, а они вынуждены будут подчинится! Подумай.

Хегер удалился, оставив Маута одного. Сам диктатор ещё не мог определится, стоит ли мирится с противником, либо же продолжать наступление на запад на территорию Гетерского союза. Утром пришла телеграмма из Брелима, столицы вражеского союза, Амил Лесо готов был пойти на переговоры с условием временного прекращения огня. Это внесло расстройство в правящую партию Муринии, образовалось два лагеря, одни предлагали войну, вторые требовали мира.