Губы сомкнулись, слова так и не были сказаны, а на душе вновь стало пасмурно и серо, будто выглянувшее на минуту солнце опять скрылось за тучами.

Звонил Саша.

– Может, встретимся пораньше и зайдем перед кино в кафе?

Вика метнула беспокойный взгляд на Олега: ну, конечно, он все слышал; громкий бархатный Сашин баритон, наверное, слышен аж на другом конце улицы.

Олег действительно помрачнел и отвел глаза в сторону.

– Я не пойду в кино!– со злостью буркнула Вика.

– Почему?– изумились на другом конце провода.– Мы же договорились.

– У меня поднялась температура. Я себя плохо чувствую.

Вика снова бросила взгляд на Олега. По его губам пробежала еле заметная усмешка.

«Он понял, что у меня есть парень, а сейчас еще подумает, что я врушка!» – с отчаянием подумала она.

Все, казалось, непоправимо испорчено.

– Больше мне не звони! – прокричала Вика в трубку и со злостью бросила телефон обратно в сумку.

Олег внимательно, изучающе посмотрел на неё.

«А теперь решит, что я ещё и истеричка в придачу!» – с ужасом поняла Вика.

Впрочем, какое ей дело? Она ведь не на свидание пришла. Она возьмет интервью, и, самое большее через час, они расстанутся. И никогда больше не увидятся. Статью на утверждение она пришлет по электронной почте, а сам журнал Олег заберет в редакции.

На душе вдруг стало пусто и горько.

– Так на чем это я … что я хотела…– растерянно пробормотала девушка.

– Вы хотели взять у меня интервью,– улыбаясь, подсказал Олег.– Мне так показалось, по крайней мере.

Вика невольно улыбнулась. Дурные мысли ушли, голова заработала ясно и четко. Она достала из сумочки диктофон.

– Начнем!

– Раненых привезли!

Кира вскочила с кушетки в перевязочной, где она сидела, опять предаваясь мечтам, и выскочила в коридор.

Санитары уже тащили носилки. Некоторые раненые были в сознании, другие метались в беспамятстве и стонали.

– Огонь! Огонь!– командовал срывающимся юношеским баском перевязанный с ног до головы молодой лейтенант.

Кира поймала себя на том, что внимательно вглядывается в лица раненых.

Ерунда! Так бывает только в книгах, чтобы медсестра вдруг увидела среди прибывших в госпиталь солдат своего жениха.

Девушка вздохнула и развернулась, чтобы идти в перевязочную.

– Пить!

Кира вздрогнула и остановилась.

– Пить!

Она повертела головой- похоже, голос доносился из соседней палаты. Кира заглянула туда и обвела взглядом ряд железных кроватей. Все раненые были без сознания или спали, только лежавший на крайней койке пожилой усатый мужчина с интересом уставился на неё.

Кира прошлась вдоль кроватей.

– Пить!

Лицо раненого было обмотано бинтами, но светлый ежик волос на макушке показался ей знакомым.

Девушка бросилась в сестринскую, налила воды из графина вернулась в палату.

– Пейте!

От звука её голоса раненый вздрогнул, как от удара грома.

– Кира?– неуверенно проговорил он.

Кира вдруг стало жарко, будто наступило лето. Перед глазами встало теплое, солнечное утро. Громко зачирикали воробьи, зацвели на клумбе пышные красные розы. К желтому четырехэтажному зданию школы стекались вереницы молодых людей и девушек с серьезными лицами и вещмешками, где вместе с обязательными кружкой, ложкой и сменой белья лежали тетради с формулами (война-то скоро закончится- надо будет поступать в институт), книжки стихов, нотные сборники.

На глаза сами собой навернулись слезы.

– Володя!

Несколько минут они сидели на постели, неловко обнявшись.

Неожиданно сзади раздалось легкое покашливание. Кира обернулась: на пороге палаты стояла старшая медсестра, высокая громогласная женщина лет пятидесяти с темными усиками над верхней губой.

Пора было идти в перевязочную.