– Видимо, будут проклинать кровавое гэбье и полицейский режим.

– Странно. Не Нинина это компания. Как они ее туда затянули? Может, это на фоне эмоций после увольнения?

– Не исключено. Кто знает…

– Любопытно это. Но нам-то с тобой до этого что за дело? Я с ней не общался почти. А ты?

– Я тоже. Слушай, а ты не боишься завтра опозориться в эфире?

– Боюсь. – Я вылил остатки своего коньяка в кофе.

– Может, из тебя будут лепить «лицо канала»? А? Вместо Нины?

– Не фантазируй. Босс сказал, что наверху требуют новых лиц. Я сам удивлен, что меня дернули по этому поводу. Сидел себе тихо. Никого не трогал. И вдруг – в эфир…

Чую, что он хочет спросить, не причастен ли к этому мой отец, но сдерживается. Боится, что я рассвирепею.

– Прямо кадровая революция. Давай еще по пятьдесят?

Я отказался. И первые-то с трудом в себя протолкнул.

Постепенно наш разговор расклеился, и Коля засобирался домой. И мне пора!

На выходе мы встретили Кристину. Она курила и мечтательно, сквозь кутерьму машин, разглядывала противоположную сторону Садового кольца.

– О, Крис, – обрадовался Васькин, – ты на руле? В наши края? Подбросишь?

– Поехали. – Девушка затушила тонкую сигарету о край высокой, стального цвета урны.

Со мной они оба простились очень любезно. Я заметил, что Кристина умело покачивает попой, когда идет. Забавно!

На улице заметно потеплело. Луж почти не осталось.

Я постоял немного, вдыхая весенний воздух пополам с бензином. Мне стало немного не по себе. Во рту не проходил гадкий коньячный привкус. Почему-то резко озябли руки.

Что мне теперь делать? Как пристроить себя и окружающих меня людей к новой ситуации? Проще всего с Ларисой. Она безоговорочно обрадуется моим переменам. Я не забыл, с каким трепетом она рассматривала моих телевизионных коллег, особенно с примелькавшимися на экране физиономиями, когда я взял ее с собой на наш новогодний корпоратив. Только Нина ей тогда не понравилась. Ей, безусловно, польстит, что ее мужчину начнут с экрана демонстрировать всей стране.

Позвонить ей? Или пока подождать? Пока я колебался, мой мобильник воспроизвел игривую мелодию «Турецкого марша». Когда-то мне очень нравился выбранный мной сигнал. Теперь я уже сомневаюсь в этом. Какой-то он тревожный, Вольфганг Амадей. На линии Босс. Такого приветливого голоса я у него не припомню. Или это телефон искажает?

– Юра. Это Кабанов.

– Я понял, Леонид Сергеевич.

– Слушай. Завтра вечером в «Президент-отеле» презентация книги Евгения Примусова. Ты должен там быть. Обязательно. На тебя кое-кто хочет взглянуть, познакомиться с тобой.

– Кто?

– Сам узнаешь. Приглашение для тебя у Кристины. На два лица. Можешь взять кого-нибудь. Можешь не брать.

– А вы там будете?

– Конечно.

– Спасибо вам.

– Не за что. До завтра.

В каждой весне есть такие дни, когда природа переходит некий рубикон. Вот и сегодня утром еще было толком не различить, апрель на дворе или февраль, а теперь город просох, как-то весь подобрался, облегчив передвижение по своим тротуарам и «собянинской» плитке. Как же негодовали некоторые москвичи, когда в столице по воле нового мэра начали менять асфальт на плитку! Но теперь, в апреле 2014 года, на фоне того, что происходит в мире, все эти мелочи напрочь забылись. Поистине, возмущение граждан по коммунальным поводам – признак стабильности. Знайте, когда в воздухе появятся признаки нового недовольства проблемами ЖКХ в глобальном масштабе – в мире все спокойно.

Если до завтра погода не изменится, надо надеть ботинки полегче. Может, все-такие не возвращаться сегодня к Ларисе, а поехать домой? Дома мне будет легче разобраться с тем, во что я сегодня так опрометчиво ввязался. Да и Лариса чуть-чуть отдохнет от меня… Утром она так тщательно притворялась сонной, лишь бы я скорее ушел. Хотя не исключено, что мне все это показалось и она действительно спала.