Негативный момент может заключаться и в несогласованности мнений служб по тем или иным важным вопросам. Как это случилось в 1956 году в Венгрии, когда советский посол Ю. В. Андропов и резидентура разошлись в оценках. Андропов и его мидовская команда сомневались в надежности правительства Имре Надя и отдавали себе отчет в грядущей катастрофе, а резидентура убеждала Центр, что ничего такого не произойдет и всё под контролем:
«Андропов, в отличие от московских руководителей, не питал иллюзий в отношении авантюриста Имре Надя, ранее, до 1950 г., занимавшего ряд министерских постов в правительстве Венгрии, а ныне опять рвавшегося к власти. Однако в отличие от Андропова в Москве знали, что многие годы проживший в СССР сотрудник бывшего Коминтерна Имре Надь был секретным агентом НКВД под псевдонимом «Володя», а поэтому воспринимала его как весьма подходящую кандидатуру для переговоров и возможных компромиссов.
Информация посла явно не стыковалась в центре: Андропов летом предупреждал об ухудшении ситуации, спецсообщения же представителей КГБ в Будапеште подчеркивали, что дестабилизирующие процессы носят поверхностный характер, а главное, контролируются руководством страны»17.
Мнением посла в Центре пренебрегли, решив, что информация разведки более надежна. В итоге не удалось предотвратить будапештское восстание, пришлось подавлять его силой, что повлекло за собой многочисленные жертвы и негативные политические последствия.
Когда усилия дипломатической службы и разведслужб органично сочетаются, легче достигнуть желаемого эффекта, грамотного и продуктивного анализа ситуации. А. Ф. Добрынин, получив назначение послом в Вашингтон незадолго до начала Карибского кризиса, сразу обратил внимание на деятельность Г. Н. Большакова, сотрудника ГРУ под прикрытием, который официально числился корреспондентом ТАСС, обзавелся полезными связями, но с точки зрения Добрынина не был универсалом и главное – пренебрегал взаимодействием с посольством:
«Большаков был исполнительным офицером, умевшим хранить в тайне свою связь (даже посол Меньшиков не знал о ней18). Однако его серьезным недостатком было то, что он плохо знал дипломатическую сторону наших отношений с администрацией Кеннеди, не был в курсе деталей некоторых переговоров или позиций обеих сторон. Он, по существу, был хорошим «почтовым ящиком», но не более, поскольку давал мало дополнительной информации в силу того, что не мог достаточно квалифицированно вести беседы с Р. Кеннеди и П. Сэлинджером19 по широкому кругу вопросов. Более того, он порой неправильно интерпретировал их высказывания. Учитывая всё это, Громыко, с одобрения Хрущева, поручил мне постепенно взять связи Большакова на себя, хотя и продолжать его использовать в отдельных случаях.
В первые месяцы моего пребывания в Вашингтоне действовали как бы два конфиденциальных канала: один старый – через Большакова, второй постепенно завязывавшийся – через меня. Я замыкался прямо на Громыко и Хрущева и вел – с их ведома и по их поручениям – официальный, хотя и негласный доверительный диалог»20.
Это конкретный пример того, как посол обеспечивал взаимодействие разных служб, точнее, стремился это делать. Добрынин признавал, что Большаков напрямую связывался с Москвой через своих шифровальщиков, а в Москве его информация часто, минуя министра А. А. Громыко и МИД, сразу попадала к Н. С. Хрущеву.
Вместе с тем по большей части Добрынин был доволен сложившимися у него отношениями с параллельными службами.
«Между дипломатической службой советских посольств и работавшими «под их крышей» резидентурами КГБ подчас складывались сложные отношения. Работники резидентур обычно держались несколько обособленно в силу специфики их работы, да и известный всем факт наблюдения КГБ за благонадежностью всех сотрудников далеко не всегда способствовал сплочению коллектива посольства. Нередко нарушались нормальные личные отношения между послами и резидентами КГБ. Шло соперничество из-за сбора информации из разных источников страны пребывания и из-за установления полезных и важных связей. Порой некоторые склонные к чванству послы и резиденты – не от большого ума – ссорились между собой и стремились показать сотрудникам посольства именно свою значимость. Время от времени ЦК партии приходилось разбирать эти мелочные ссоры, а подчас и отзывать домой посла или резидента.