Вадим раскрыл глаза, отвел взгляд от окна. Вновь услышал хихиканье соседки. Чтобы освободиться от шока, бесшумно быстро устремился к себе.

В комнате Вадим не обрел душевного успокоения. Он ощутил неудовлетворенность, которая скоро переросла в недовольство собой. Все его естество восстало против трусливого бегства.

Он спешно покинул комнату с намерением не смалодушничать, дать отповедь злопыхательнице.

Он подошел к окну, открыто встал рядом с домработницей. От неожиданности та резко обернула голову в его сторону.

– А мне интересно, что вы тут высматриваете, – вызывающим тоном пояснил он.

Та снисходительно улыбнулась:

– Гляжу на муравейник.

Смысл ответа он не понял, что отразилось на лице.

– Толпа людей очень похожа на муравейник, разве не так? – объяснила она.

– Человек – венец природы. Нельзя так уничижительно отзываться о людях, —парировал Вадим.

– Этот пропойца тоже венец природы? – пальцем указала на окно.

Он посмотрел на улицу. Пьяный мужчина лежал на боку, спал мертвецким сном. Из угла рта свисал безжизненный язык.

– Это ни о чем не говорит, – ответил он. – С ним приключилось какое-то горе, вот и запил.

Домработница усмехнулась:

– Ошибаешься, он очень счастливый человек. Счастье у него каждый день под рукой, зависть просто берет, – едва слышно захихикала она.

– И все равно я утверждаю: человек по—своему назначению является властелином природы. Это научная точка зрения.

– Больно слабое умишко у меня – не разумею в ваших книжках. Лучше покажи мне властелина в этом муравейнике. Я тоже побегаю глазами, авось кто и приглянется, – отвела смешливый взгляд к окну. Вадим машинально последовал ее примеру.

За стеклом простые смертные сопровождали минуты своего существования. И каждый по своему усмотрению. Некая женщина с просветленным лицом – очевидно, мать семейства – с двумя полными сумками, тяжело ступая, выходила из магазина. Мимо нее прошла юная пара. Девушка, прижимая букет цветов к груди, радостно улыбалась своему избраннику. Юноша увлеченно ей что-то рассказывал. Они не замечали никого, чувствовали лишь друг друга. Вадим направил взор на пьяного мужчину, тому не повезло. К нему подошли два блюстителя порядка, взяли за руки и потащили волоком по земле бесчувственное тело. За этой сценой наблюдали три приятеля с бутылками со спиртным. Они переглядывались, посмеивались над неудачником.

Вадим смотрел на людскую массу и бранил себя за то, что по непростительному недомыслию очутился в глупом положении: не представлялось возможным обосновать абстрактный афоризм наглядным примером из уличной жизни.

Он взглянул на домработницу, натолкнулся на насмешливый взгляд: она следила за ним и будто читала его мысли. Он пришел в раздражение:

– Не смотрите так на меня! Знайте, сам Максим Горький писал, что «Человек» звучит гордо.

– Это не про них, – указала глазами на окно

– А про кого?

– Про тех, у кого кнут.

– Какой еще кнут?!

– Которым помыкают.

Вопрошающий взгляд Вадима развлекал Ангелину Николаевну.

– Любят эти людишки кнут. Под кнутом легче жить.

– А, понятно, понял, куда вы клоните. А я вот что вам скажу. Скажу то, что известно всему миру. Наш народ свергнул эксплуататоров, и каждый волен теперь сам решать свою судьбу.

– Решают, да не так. Людишкам выгодно жить под кнутом и тащить обоз. Как ни бери, а возница да и подбросит что-нибудь на пропитание, самим-то неохота добывать корм себе. Под кнутом и живут, и плодятся. Но мечтают: бич уж точно выведет на дармовые обильные хлеба. Невдомек дурням, что бичу это не нужно – сам останется без работы и еды.

Вадима раздражали умствования самоуверенной женщины. Она говорила явную чепуху. Его брала злость, но сразить недалекую простолюдинку метким словом не удавалось.