Университет преобразовался в крепость, наводненную нашими длинноволосыми, планокурящими, босоногими фриками со своей культурой, использовавшими территорию университета как игровую площадку» («Действуй!»).

В какой-то момент разноцветная революция достигла такого размаха, что, как говорили, «каждая домохозяйка исповедовала нонконформизм», и казалось – вот она победа. Тогда Сан-Франциско стал по-настоящему Фриско (даром, что словари сленга приводят написание через «i»…).

Но такая победа, как очень быстро выяснилось, несла в себе поражение. Домохозяйки не бывают нонконформистами. Они лишь мимикрируют под внешние признаки нонконформизма, внутри оставаясь все теми же домохозяйками, и таким образом размывают и уничтожают революцию.

«Безумие творилось во всех направлениях, каждый час… Ты мог отрываться где угодно. Это было всеобщее фантастическое ощущение, что все, что мы делаем, правильно, и мы побеждаем…

По местам боевой славы. Перекресток Хейт-Эшбери

И это, я полагаю, и есть та самая фишка – чувство неизбежной победы над силами Старых и Злых. Ни в каком-либо политическом или военном смысле нам это было не нужно. Наша энергия просто преобладала. И было бессмысленно сражаться – на нашей стороне или на их. Мы поймали тот волшебный миг: мы мчались на гребне высокой и прекрасной волны…

И сейчас, меньше пяти лет спустя, можешь подняться на крутой холм в Лас-Вегасе и посмотреть на запад (имеется в виду в сторону Сан-Франциско – М. Р.), и если у тебя все в порядке с глазами, то ты почти разглядишь уровень полной воды – ту точку, где волна в конце концов разбивается и откатывает назад» (Хантер Томпсон. «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», написано «в омерзительный год Господа нашего, 1971-й», когда им казалось, что все уже позади, а нам еще только предстояло).

На плакате «непереводимая игра слов»: «drop» может означать и «капать», и «сбрасывать»

Это настроение как нельзя более точно передает финал фильма «Вудсток», где под музыку Хендрикса, звучащую как бы из параллельного мира (сцена пуста, праздник окончен, да и сам Хендрикс к моменту выхода фильма уже умер, как умерли или очень скоро умрут многие другие – Марк Болан, Джон Бонэм, Джанис Джоплин, Джим Моррисон, Брайан Джонс, Джон Леннон… Безмерен мартиролог великих и безымянных малых: слишком интенсивно, слишком нерасчетливо тратили они энергию земного воплощения, отпущенную на отдельную человеческую особь), по вытоптанному полю под моросящим дождем среди куч сжигаемого мусора бродят последние – мокрые и взъерошенные – птички, отставшие от Великой стаи, снявшейся с места и скрывшейся в неизвестном направлении…

На исходе 70-х истосковавшийся по карнавалу, который буквально на глазах шел на убыль, Эбби Хоффман наткнулся как-то в Центральном парке Нью-Йорка, где еще совсем недавно он проводил многотысячные хипповые хэппенинги, на странно узнаваемую тусовку. «Он набрел на живой 67-й: волосатый пипл в туниках с психоделическими разводами, с хайратниками и расписанными акварелью лицами. С восторженным воплем Эбби бросился обнимать ожившую юность, но та сбросила бутафорский парик: «Мы не хиппи, мы массовка». Милош Форман снимал фильм по мотивам «Hair»…» (Николай Сосновский. «Веселый клоун революции, мудрец Нации Вудстока»). Он протерпел еще целых 20 лет, а потом все-таки не выдержал – в 89-м, словно предчувствуя еще более страшную яму 90-х, покончил с собой. По иронии судьбы (уж кто-кто, а Хоффман-то знал в иронии толк) это произошло в городке под названием Нью-Хоуп, то есть Новая Надежда…

Да, пассионарная волна схлынула, оставив после себя множество разноцветного хлама, так или иначе приспособленного в конце концов обществом потребления (ведь оно умеет потреблять решительно все) для самых разнообразных нужд: комфортный и безопасный Нью Эйдж с благовониями, колокольчиками и прочими Путями к себе, трансперсональную психологию, групповую психотерапию, интерес к астрологии, оккультизму и разнообразной мистике, движение за права животных, женщин, детей, инвалидов, сексуальных и национальных меньшинств, легализацию абортов, политкорректность, экуменизм, феминизм, постмодернизм, понятие виртуальности, этно во всех формах, толерантность к сексуальным перверсиям и прочей поведенческой экстравагантности – в общем, все, что так или иначе подходит под категорию смягчения нравов. В общем-то, куда ни копни, так или иначе наткнешься на последствия 60-х, другой вопрос, этих ли самых плодов добивались адепты «нового сознания»? И вообще – чего хотела, чего искала и на что надеялась эта разношерстная, неорганизованная, так и не сформулировавшая для себя ни единого, не противоречащего самому себе, определения толпа?