– Довольно. Можно остановиться.

Гудение стихло. Лишь тикали часы, отмеряя мгновения человеческой жизни.

Ефремову захотелось изучить еще какой-нибудь объект. Он вспомнил, что когда-то в Симферополе наблюдал прославленную Туманность Андромеды.

– Теперь прошу М31. Координаты установите сами.

Под шифром М31 значилась та самая внегалактическая туманность.

На самом деле это был иной мир. Другая галактика. Самая близкая к нашей. И можно не догадываться о ее сути, но Ефремова навязчиво донимала мысль, что там, в одном из звездных рукавов есть светило, подобное солнцу. Возможно, желтый карлик. Вокруг него вращаются планеты, и одна из них обязательно обитаема. И представилось это Антону не как фантазия, а как свершившийся факт, давно запечатленный разумом. Другой мир. Другая земля. Иная цивилизация, ушедшая в своем духовном развитии далеко вперед, не знающая больше срывов и падений в мировые войны, не задушенная истерией безумных идей. Светлая и чистая, как вода в горном ручье. Спокойная, как лесное озеро. А может, он тешил себя мечтой о мире, который не знал зла?

И он увидел океан. Еще не ясно какой, то ли космический, то ли горько-соленые воды бились в скалу, к которой прикована Андромеда, ожидающая Персея-освободителя. Вдруг из пучины поднялся Кракен. Он протянул щупальца к беспомощной девушке, и в это мгновение легконогий Персей взрезал воздух, мелькнула голова медузы. Все завертелось.

Закружились галактики с оазисами обитаемых планет, светила Ориона – Беллатрикс и Бетельгейдзе, трехзвездный пояс посередине, а внизу Ригель и Санор, темные облака материи, озябшие во вселенском холоде. Завращались миллионы белых карликов – умершие звезды, в которых вещество так уплотнено, что нет атомов, лишь ободранные ядра, стиснутые многотонным давлением. Заплясали пульсары, вспыхивая ярким пламенем, что даже Солнце утонуло бы в нем, как слабая свеча. Завращались электроны, сталкиваясь с другими частицами, высвобождая необъятную энергию, и, казалось, ось мирового разума сошлась с невидимой нитью, связавшей М31 и Землю.

Все закружилось быстрее, преодолев скорость света и горизонты трехмерного мира. Разум Ефремова выпал из привычной сетки координат. Длина, ширина и глубина будто продублировали друг друга и…

Антон очнулся. Ему было холодно. Сознание, еще до конца не порвавшее нити, соединяющие со сновидением, решило, что сон продолжился. Однако за окном был полумрак. Вечер. Поэтому и похолодало. Он тяжело поднялся с вольтеровского кресла, начал ходить, разминая затекшие члены, но остановился объятый страхом. Сон не хотел отпускать его. Шаги такие же робкие, как в мире грез, послышались наяву. Ефремов пропустил тот момент, когда открыли дверь. У него не отложилось в памяти ни скрипа, ни металлического скрежета. Это означало, что незнакомец открыл дом своим ключом. Антон точно знал, он закрыл изнутри парадную дверь. Анатолий приехал? Да нет, видимо та художница.

Ефремов быстрым шагом покинул кабинет, но вскоре застыл на верхней ступеньке, увидев в конце лестничного марша девушку. Женский силуэт четко вырисовывался при желтом свете.

– Вы что здесь делаете? – спросил он на всякий случай, зная ответ.

Незнакомка внимательно посмотрела на Ефремова.

– Приехала в гости. Разве господин Аир вас не предупредил?

– Предупредил.

«Конечно же, – осенило его, – как я раньше не мог вспомнить. Фамилия-то простая. Точно. Анатолий Всеволодович Аир. Фамилия – многолетнее травянистое растение – простая ассоциация».

Ей показалось, что кофе похож на нежную бабочку темно-шоколадного цвета с крыльями теплыми и бархатными, нежными и едва неуловимыми. Кофе. Она медленно произнесла это слово во сне, стараясь осязать вкус напитка на языке. Бархатный шар с округлым ароматом затрепетал в горле и спорхнул с уст, легко касаясь нижней губы. Бабочка улетела, оставив шлейф шоколадной пыли. Он растворился в воздухе, и Нина открыла глаза. Она решила, что почудилось, тогда почему запах кофе приятно дразнил ее встать с постели. Сон продолжался? Нет, это не сон. Аромат бодрящего напитка заполнил спальню. И знакомый вкус на языке. Значит, он уже встал и приготовил завтрак.