Зазвонил телефон, Загорулин схватил трубку и махнул мне рукой на дверь, давая понять, что неугодная рабиня.... Тьфу… подчинённая может валить на все четыре стороны.

Понимая, что сейчас и правда, лучше свалить, я скрипнул зубами и с гордо поднятнотой головой вышла из кабинета Загорулина. В приемной увидела Иру с раскрасневшимися глазами и разозлилась ещё больше. Что за ерунда, в конце концов? Один человек так виртуозно сумел перепортить настроение всему коллективу?

Заметив мой взгляд, Ира поперхнулась травяным чаем, который всегда пила, если надо было успокоиться. Видимо, вид у меня самой тоже оставлял желать лучшего.

— Совсем плохо? — робко уточнила она.

Я только махнула рукой, не желая вдаваться в подробности.

— Нас… кхм, а мы крепчаем, — отшутилась весьма своеобразной формулировкой и пошла в свой кабинет.

Работы было полно, предстояло разобраться с текущими делами и как-то отмазаться от «Кираны», вопрос которой сам по себе, разумеется, не рассосался. Поэтому первым делом стоило сочинить очередное письмо и направить в «Фемиду». Пусть господа юристы… развлекаются.

Думать о том, что информацию передадут лично Лебедеву, не хотелось. Но и нельзя было не понять, что просто так дело никто не отставит. Мне очень ясно дали понять, что заинтересованы. Как и зачем — другой вопрос.

Я тихонько прикрыла за собой дверь и села за стол. Некстати совсем вспомнился сон. Такой яркий, такой настоящий. Будто я с Лебедевым один на один. И прошу о помощи. Какой именно — не разобрать. Да и неважно уже. Потому что серые глаза Глеба смотрят внимательно и с лёгким прищуром, словно пытаются что-то прочесть. И всё бы ничего, но на собственной скуле ощущается жар от большого и указательного пальцев Лебедева, которыми он лениво и задумчиво поглаживает, а через секунду — ощутимо сжимает. А потом и вовсе поднимает лицо за подбородок и заставляет смотреть прямо в глаза.

— Разве я когда-то отказывал? — спрашивает мягко, но в голосе слышится урчание голодного зверя. — Но ты же сама понимаешь…

Подушечка большого пальца проводит по губам, надавливая и заставляя их приоткрыть. Судорожный вдох, попытка отвести взгляд… остается попыткой. И жарко так, что хоть в горную речку прыгай.

— …что тогда будешь делать то, что я скажу? И отвечать четко и правдиво на все поставленные вопросы?

Я вздрагиваю, но еле слышно выдыхаю:

— Да.

А потом осознаю, что стою перед Лебедевым на коленях.

К счастью, будильник зазвонил вовремя. А, учитывая, что лечь я умудрилась достаточно поздно (Дианка очень сильно требовала подробностей), то вставать совершенно не хотелось. И думать тоже. Но так как опаздывать не входило в мою привычку, то пришлось силой заставить себя встать и собираться.

Время летело незаметно. К обеду удалось кое-как остыть, отодвинуть Загорулина на задний план, пожелав при этом ему там и оставаться, и как следует углубиться в работу. При этом оказалось, что срочные дела были не такими уж и страшными, и в этот раз вполне вероятно могло быть, что домой можно попасть вовремя. Но стоило только мысленно расслабиться, как монитор погас.

— Это ещё что за? — пробормотала я, искренне надеясь, что перезагрузка сейчас всё исправит. Ну или просто отошёл кабель от монитора.

Однако ни один из аматорских способов, призванных на оживление компьютера не подействовал. Включаться всё вроде даже включалось, но вот загружаться категорически отказывалось.

Ещё не до конца осознав глубину всей зад… неприятности, в которой очутилась, я выругалась сквозь зубы и набрала Сергея.

— Что у нас плохого? — поинтересовался Хельский, явно будучи слишком занят, чтобы вести долгий разговор.