Хелен посмотрела на часы и нахмурилась.

– Встретимся здесь завтра в семь утра. Работаем до шести вечера. И на следующий день так же. Я договорилась с Истонами. Но это все, что у нас есть.

Аарон встал, с сожалением оторвав взгляд от страницы. Хелен вынула из своей сумки два пластиковых конверта и жестом показала Аарону, чтобы тот спрятал в них бумаги. Он принялся за дело, а она буквально нависла над ним, опираясь на палку. Словно горгулья. Эта мысль позабавила Аарона, и он неожиданно для себя приободрился.

– Значит, наш писец – «алеф»?

– Предположительно.

– Авраам? – размышлял он вслух, с нарочитой медлительностью опуская бумагу в конверт. – Ашер? Амрам? Аарон?

– Мы ничего не знаем о нем, кроме инициала.

– Верный писец Алеф? – резко усмехнулся Аарон. – Да вряд ли. Тут чего-то не хватает, задору, что ли. Вам не кажется?

Вот как он спасет свой рассудок, работая с этой женщиной. Аарон уже принял решение работать.

Только теперь он смог осознать, как росла его паника последние месяцы – тихая, неслышная, размеренная, мягкая, удушающая, словно трясина. С каким беспокойством и отчаяньем искал он предлог оставить выбранную им же тему. А ведь это был Шекспир, на творчестве которого подвизались лучшие и умнейшие аспиранты. Шекспир, на имени которого Аарон Леви выстраивал свою линию гипотез и доказательств, причем его наставники заявляли, что он подает большие надежды. Шекспир, при упоминании которого Аарон последнее время начинал догадываться, что если насчет обещаний он большой мастер, то вот с выполнением оных получается не очень.

Но новообретенный клад – совсем другое дело. Его душа историка так или иначе надеялась на возможность подобной находки. Поэтому неудивительно, что на какое-то время он забыл про Шекспира. И если этот кладезь старинных документов удовлетворит хотя бы половину чаяний Хелен Уотт, то почему бы не представить себе, что даже небольшая его часть может послужить основой диссертации (хотя пока торжествовать еще рано). Хорошей, добротной, крепкой диссертации. И, быть может, даже блестящей, которая сразу исполнит все обещания, которые он уже раздал.

Новый шанс.

А чтобы выдержать работу в паре с Хелен Уотт, нужно всего-навсего представить ее себе другим человеком, – когда эта мысль пришла ему в голову, Аарон счел ее гениальной… Сделать вид, что у нее имеется чувство юмора.

Хелен смотрела на него сверху вниз, стиснув челюсти.

– Шутка! – сказал ей Аарон. – Ха-ха!


Ночью, слушая, как тикает электрический обогреватель у ножек стула, заварив себе чаю, Аарон написал Марисе электронное письмо.

«Привет, Мариса!» – начал он.

Курсор бесстрастно мигнул, словно электронный сфинкс.

Привет… Вполне безопасно, если брать между рискованным «Дорогая» и холодным «Здравствуй».

Как жизнь в кибуце? Или ты уже раскаялась в своей глупости и заказала билет в Лондон, чтобы вдоволь насладиться дождями и сальными чипсами? Каковы успехи в изучении иврита? Ты же знаешь, с современным языком я ничем помочь не смогу, но если тебе вдруг повстречается продавец фалафелей, говорящий на древнеарамейском или на библейском иврите, тогда я всецело к твоим услугам!

К твоим услугам… Аарон вгляделся в эти слова, гадая, как именно поймет их Мариса.

Мариса… Слишком часто он переживал это заново, когда размышлял о Шекспире: медленное дразнящее движение ее черной майки, ползущей наверх через голову. Шок от ее взгляда, когда она повернулась в его сторону. Ее руки, каждое движение, прямолинейные, как бой барабана.

Вот почему и волосы и взор
Возлюбленной моей чернее ночи…[4]

У Шекспира была Темная Леди, по которой он тосковал, впадая в отчаяние, пока ее образ не въелся навсегда в его сознание, но способен ли на такое Аарон? Или же Аарон недотягивал, был слишком малодушным, чтобы претендовать на подобные поэтические страсти, – короче говоря, уж не был ли он, несмотря на все свои заслуги и достижения, слишком приземленным?