Павел Шабунин:

«Ждем-с… Когда кинут кого-нибудь из родственников слабовиков, прокураторов или белодомовцев. Тут и случится чудо прозрения! И откроют сонные вежды менты, и возопят: «Наших дурят!»

Веруня с интересом к комментам, и делает заметки:

– Шабунин причислил меня к белодомовцам. Видел меня с Колейко?

– Пиар? Я пиарю «дешели»?

– «Уважаемые журналисты». Это не ко мне, слава богу. Уважают себя.

– По поводу социальной психологии – менталитета: «Виноват не тот, кто расставил ловушку и заманил /залучил в нее, а тот, кто попал». Не ново!

– «Без лоха жизнь плоха!» – оскорбимся. А как же!

– Яна Марова дала ссылку на инструкцию, как вернуть товар «взад» с наименьшими потерями. Учтем, но не оскорбимся: «БлогоВал» еще понадобится.

– «Не боишься, что пошла против монстра экономики?» Это мне Наташа С. в личку. Считается, что «дешели» – монстр? Думай!

2

В «Жасмине» – паника. Прокрутили опять видеозапись процедуры с Поляшовой.

Вызвали опять Чугромину.

Та явилась, уставилась черными зенками. Хотелось клевать, хотелось вообще заклевать дуру.

– Почему Поляшовой не два набора? Почему не спросила про наличку?

Она понимала, что каждое слово рябючьего крика – штраф. Каждое слово рябючьего крика – минус, и минус, и еще минус от премиальных.

– Может, пожалела? Может, в богаделку работать пойдешь?

Чугромина, как тонущий, барахтается, то уходит в себя, то выходит на поверхность. Будто захлебывается. Но ведь кто и сколь не ори, она здесь к месту. Она будто рождена для этого места. Для этих коридоров, этой лестницы, плакатиков, диванов из белого кожзама, кейсов с косметикой, премиальных. И все, не только она, это чувствуют и понимают. И Рябюк понимает. Но набирает и набирает штрафных слов – минусует, минусует.

Она, опять вынырнув, выдыхает, что узнала в клиентке свою учительницу.

Рябюк опешил.

– Да, английский у нас вела, в пятом классе… Недолго вела, быстро ушла. Поскандалила, что ли, с директором.

– И ты узнала? – так Рябюк.

– Так ведь отчество… Кронидовна.

Чугромина сделала плавательное движение – брасс – будто пробиться сквозь толщу времени к себе – Свете Смородиной. Девочка Света, одиннадцати лет, черносмородинные глаза, табунок мальчишек за ними. Свою тогдашнюю легкость она помнит: как бегали по коридорам пустой школы (учились во вторую смену), спортзал – в подвале… Школьная форма короткая, коленки, бежишь, сломя голову… Англичанка пришла в середине года и недолго работала. Не коснулась Светы никак – мутнела сейчас за толщей времени. А в школе Свете было хорошо – это тоже было ее место. Школа – ее место, и «Жасмин» – ее место.

Она помнила, как вынеслась тогда прямо на Веру эту Кронидовну – прямо как щенок под колеса. (А Веруне показалось, будто пристяжная, которой под хвост хлестнули шлеей, – лицо на правый бок). Вытирая рот после обеденного перерыва (принесла из дому салат).

Рябюк смотрит с пониманием: подписать на кредит свою учительницу – это заслуживает. Но если бы сумма в два раза выше (два кейса) да за наличку, то эта Поляшова не развонялась бы сейчас по всему интернету, а сидела бы у них в очереди на расторжение.

– Деньги в кассу вернула? – спросил он вдруг.

– Ка.. Какие деньги?

– Чаевые.

– А мы с вашей Настей тортик… на чаевые. Не рассказала она?

Чугромина бросила косой смешливый взгляд, с намеком упоминая Настю. За Настю, за то, что она с ней возилась эти два дня, он, заботливый папаша, должен бы приплатить, а не лишать премиальных.

– Она, может, догадалась, что не косметолог я…

– Догадалась бы, не подписывала бы кредит, – отрубил Рябюк. – Звони!

– Кому?

– Поляшову набирай!

3

– Как и обещала, Верочка, звоню. Как прошла ваша процедура?