– Мысли переворачивают меня, сказал тот, что сидел слева от Банана.

– Мыслим переворачиванием, – сказал тот, что сидел справа от Банана.

– Ребята умеют внедряться в мысли человека и менять их образ. Например, из мысли «Мне не везёт, ничего хорошего в этом мире со мной не случится» они могут сделать что-то вроде «Миру повезло, с ним случился я», – Банан взял ситуацию в крепкие жёлтые руки и объяснил мне, как работают эти Турноверы. И я почти поняла. Или понимание постигло меня. О, кажется кто-то из них прямо сейчас ломится в мою головушку.

Я посмотрела на Свету. На миг, вокруг перестало существовать всё, кроме бесчисленных колечек её светлых голубых глаз. Я купалась в их чистом сиянии. Света легонько улыбалась и молчала.

– Если перевести Свету в слова, то получится «Всё хорошо». Она заполняет пустоты в душе и включает свет, где темно, – начал дедушка.

– Штукатур-осветитель души, – широко улыбнулся Банан.

– Света появляется, когда человек растерян и обнимает его невидимыми руками. Она помогает принять то, на что не способен влиять человек. Чаще всего Света приходит после Хландо, перед Турноверами: она даёт ощущение спокойствия, а они позволяют посмотреть на неизбежное совсем по-другому.

– Команда супергероев? Не хватает только человека, который с лёгкостью и грацией засовывал бы одеяло в пододеяльник.

– Рита, мы нуждаемся в тебе. Всё становится хуже, людям труднее попасть к нам, в Благой, – Криззер смотрел мне прямо в глаза. Казалось, ещё немного – и он пустит голубую кроличью слезу.

– Неужели за все времена, во всём огромном мире я единственная, кто может это сделать?

– Не совсем. Был человек, но там не срослось.

– А вы уверены, что у меня срастется?

Криззер посмотрел на дедушку, дедушка на меня.

– Я поняла. Дайте время.

Мы вышли из капусты снова на пляж. Воздух наполнился оранжево-розовыми сиянием закатного солнца. Последний раз такое умиротворение ощущала в детстве. Воздух был лёгкий, сладкий сам по себе и немного солёный от моря. Кажется, здесь родился вкус солёной карамели.

Проснулась в своей кровати. Пахло мелиссой, лавандой и чабрецом. Похоже, дедушка заварил чай.

Я попыталась соскрести со стен памяти остатки сна. Снова видела того парня из Нижнего, он долго смотрел на меня, а затем протянул руку и раскрыл ладонь. Из неё вылетела мошка.

Мне было сложно понять, где сон, а где реальность. В моей жизни столько всего произошло, столько нереального, что всё спуталось.

Дома никого не было, кроме деда. Я села на кухне пить чай.

– Колдуш, как ты себя чувствуешь после путешествия?

– Странно. Мне было так хорошо там, что не верится, что это реально. Здесь как-то по-другому, Не то, чтобы плохо, просто иначе. Короче, мне сложно привести мысли в порядок.

– Это ничего, первые разы путешествия всегда сумбурные.

– Ага, наверное.

– Ты думала насчёт того, о чём мы там говорили?

– Да, но я не знаю, что делать.

– Что тебя останавливает?

– Мне… мне страшно. Я не знаю, как там, в Нижнем, себя вести, я боюсь, что меня поймают, боюсь находиться там, боюсь, что не выберусь.

– Колдуша, похоже, ты боишься жить.

– Не похоже. Так и есть.

– Может, потому ты и получила этот вызов?

– С удовольствием оставила бы его пропущенным. Дед, я не по вызовам. Правда, я не про борьбу и бунт, я другая. Мне не интересно показывать силу, воевать, соперничать. Не знаю, как действовать в опасности. Я ни разу не героиня, ни на йоту не принцесса-воин.

– У каждого в жизни есть свой вызов. Не принять его – умереть задолго до смерти.

– Ты вообще за меня не беспокоишься? Ты не был там, ты не видел как там ужасно, как там тяжело! Неужели, тебе всё равно? – я вскипела так, что пара ледяных рук Хландо пришлись бы очень кстати.