Солнце клонилось к закату. Фонд Жилина был проработан и изучен. На кухне звенели оживленные голоса, гремела посуда, в дверях гостиной мелькали женские лица. Карамзин подвел итоги: «Дорогие мои друзья! Благодаря нашему дорогому Аркадию Ивановичу Железнову мы получаем доступ к материалам фонда Ивана Сергеевича Жилина. Мы надеялись, что во всей сумятице материалов, которые мы с вами проработали, материалы фонда Жилина дадут нам истории прозрения правды того, как было на самом деле. Но этого не случилось, мемуары и переписка так же сложны для логического понимания, как и все другие материалы, с которыми мы познакомились. Первый вопрос, на который мы должны дать ответ: почему же все попытки Жилина, его мемуары нигде и никогда не были опубликованы? Казалось бы, такой же патриот, как и все, но вот что есть в его мемуарах, это не нужно никому. Ему не отвечает Кузнецов, его не включает в свои мемуары Кулаков, журналы под разными предлогами отказывают его печатать. Я полагаю, что это потому, что Жилин дает слишком много подробностей, а это никому не нужно, углубление в детали может привести к раскрытию информации, знать которую многим не положено. Но и, конечно, психологический фактор: кругом герои героической обороны, а Ивана Сергеевича в списке героев нет. Даже Кулаков стал Героем Советского Союза. Именами многих названы улицы. Даже в честь старшего лейтенанта госбезопасности Нефедова переименовали в центре улицу Подгорную, а начальник ПВО флота генерал-майор артиллерии Жилин – забыт. Но на примере истории с решением на открытие огня мы видели, как Иван Сергеевич отчаянно пытается приписать это решение исключительно себе самому. Теперь – коротко о фактах, которые нам дает только Жилин. В три утра в небе над Севастополем был один самолет, четырехмоторный, он якобы сбросил над морем четыре мины, не был сбит и пропал не только с неба Севастополя, а пропал из истории. Всем спасибо, и, чтоб уже больше не мешать многочисленным гостям на банкете, давайте сейчас в нашем узком кругу историков-дилетантов поздравим нашего дорогого Владимира Ивановича с днем рождения, обнимем его и пожелаем ему долгих лет в его плодотворной жизни, в том числе – и на ниве военной истории».

Все шумно встали и дружной гурьбой обнимали Орлова. От всего этого шума в своем углу очнулся шпиц Лаврентий, ничего не понял, разволновался, но, почуяв доносившийся с кухни запах, не обращая ни на кого внимания, стремительно рванул в сторону кухни. Друзья распахнули все двери в гостиную, вышли в сад отдышаться на свежем воздухе и полюбоваться видом великолепного заката. В гостиной хлопотали женщины. Пока высокая академическая компания историков-дилетантов прохаживалась и проветривалась в большом осеннем саду, гостиная из академического зала очень быстро превратилась в банкетную. Застолье обслуживала бригада из балаклавского ресторана «Дары моря», и открытие банкета не задержалось.

Но первым в гостиной объявился шпиц Лаврентий. Это невоздержанное существо на кухне умудрилось налопаться всяких праздничных кушаний, и теперь, не обращая никакого внимания на накрытый стол, переваливаясь с боку на бок, Лаврентий добрался до своего пуфика, и, с трудом взгромоздившись на нем, затих, и, кажется, даже не шевелился. И тут же вскоре гостиная заполнилась гостями и родственниками. Мария Степановна отправилась в сад звать к столу друзей. Карамзин и Победимцев, на время забыв о своих исторических изысканиях, восхищались видом плантации хризантем. «Отцвели уж давно хризантемы в саду», – декламировал Карамзин любимый романс своей матери. Но в саду Орловых, похоже, хризантемы никогда не отцветали. Это был великолепный конвейер с позднего лета до начала зимы. Мария Степановна с трудом оторвала друзей от ботанических созерцаний и привела их в гостиную. Все были на местах, и праздничный ужин пошел своим обычным порядком.