Ты обещал. До двери.

– Обещал, – кивает он. – Яра, не балуй, штаны порвёшь. Да, иду я, иду!

– Ярослава, ты, что ль? – тут же насторожилась баба Нюра.

По лестнице мы шли медленно. Словно каждый из нас считал минутки до расставания. Но до третьего этажа не так уж и далеко. Вот и она, заветная дверь. Я осторожно, убрав когти, шлёпнула по ней лапой. Попробовала дотянуться до звонка. Эх, не достаю ещё. Вот, совсем капельку! Рик позвонил сам. За дверью сразу же раздался мамин голос и она сама открыла дверь с полотенцем в руках.

– Ой, здравствуйте. А вы к кому?

– Похоже, что к вам, – отвечает Рик. – Вот, доставил вашу дочь в целости и сохранности.

– Дочь? – ахнула мама и оглядела лестничную площадку. Её взгляд наткнулся на меня. Миг, и в глазах мелькнуло понимание. – Ярослава?

Я подошла, ткнулась лбом в её ладонь. Меня тут же обняли, расцеловали, облили слезами, слава богам, радостными. А потом душу кольнуло, словно заноза застряла. Обернувшись, я увидела, что Рика рядом нет. Удрал, пока я обнималась с мамой! И догонять, по ходу, уже бесполезно. Только сердце все равно рвалось туда, за ним. Я дёрнулась в руках матери, но тут же обмякла и тихо хныкнула.

– Яра, что с тобой? – тут же всполошилась мать. – Кто он? А ты, что же? Так и будешь… такой?

Я вздохнула и понуро зашла в квартиру. Тщательно вытерла все лапы о половичок, потом прошмыгнула в ванну и уже там перекинулась.

– Мам, не переживай, я в порядке! – крикнула через дверь. – Я просто одежду порвала, поэтому в таком виде. Принесёшь мне домашнее платье? И… а, неважно.

– Ну, конечно! – облегчённо отзывается мама.

Я включила кран, отмыла руки, ноги и, на всякий случай, лицо, чтобы не пугать маму видом крови на моське. Всё-таки, как бы старательно я ни облизывалась, а засохшие пятнышки все равно остались. Я посмотрелась в зеркало и скривилась. После оборота клыки так и остались звериными. Только чуть уменьшились. И глаза тоже остались кошачьими, с узким, вертикальным зрачком. Зато моя красивая, черно-белая шкурка снова сменилась на невнятные, светло-серые волосы, торчавшие дыбом во все стороны. Пришлось браться за расчёску. Потом вошла мама с моими вещами и тут же полезла обниматься.

– Как же я за тебя волновалась! Мне Лёша позвонил, сказал, что ты с экзаменов ушла, что у Жданова будешь. А потом позвонил сам Станислав Игоревич. Вы, говорит, Веселина Велемировна, не беспокойтесь, ваша дочь под присмотром. Ага, какого-то там барса! Да, ещё, три дня! Да, я тут чуть с ума не сошла! А этот парень? Он кто?

– Скажешь тоже, парень, – ворчу я, натягивая белье и одежду. – Это Рик… – поперхнулась, прикусив губу, чтобы не сболтнуть лишнего. И так у мамы лицо, вон, вытянулось. Уж очень мягко и ласково получилось у меня это короткое имя. – Ну, тот взрослый, из моего рода, про которого Стас говорил. Он меня охотиться учил и присматривал, пока Стаса не было.

– М-да? – мама скептически поджала губы и недоверчиво смотрит на меня. Но, вроде, немного успокоилась, проглотив моё скомканное объяснение. – А зубы? Так и останутся?

– Ага, – я вздохнула, скорчив рожу отражению в зеркале. – И зубы и глаза. И ещё, вот, – я растопырила пальцы, на которых теперь красовалось нечто среднее между когтями и ногтями. Узкие, острые и плотные полукогти. – Они тоже останутся такими.

– Ты есть-то, будешь? – сменила тему мама.

– Не, я только что охотилась, – сказала я, поглядывая на маму. Ведь, одно дело это знать, что я оборотень, а другое – реально столкнуться с моей новой сутью. Однако, мама в обморок падать не стала. Вздохнула только.

– Ну, тогда, хоть чаю попей. Я свежий заварила.