Но мама, уже вполне проснувшись и разобравшись в ситуации, кажется, твердо приняла решение.

– Ну, сама подумай? Зачем я тебе в школе? Ты поедешь с Кити, а меня только стесняться будешь, ведь тебе предстоит общаться с одноклассницами. Она тебя не бросит, да и, в любом случае, тебе следует запомнить этот адрес, ты же можешь быть уверена, что тебя ждут. А вот от меня будет куда больше пользы, если я попробую сама разведать обстановку. Я здесь невидима и мне ничего не грозит. И в дом я всегда смогу проникнуть, надо будет только дождаться, чтобы кто-нибудь входил или выходил. А ещё, я уверена, что из заднего двора есть дверь на кухню, которая вообще никогда не закрывается.

Мама мне подмигнула и, выбравшись из кровати, принялась одеваться. Я хоть и вздохнула довольно печально, головой сама понимала, что мама права, ну зачем мне  на всех уроках "хвост" в виде мамы? Ещё придется оглядываться на нее всякий раз, когда говорю с девочками, мне будет куда сложнее тогда с ними нормально общаться! Вот в своей школе в современном мире я бы точно не хотела, чтобы мама слышала наши разговоры!

Когда я встала и умылась, за дверью вновь послышался голосок, на этот раз тоненький.

– Вера! Вот соня! Ты встала, наконец?

Постучавшись, просто ради приличия, Кити тут же заглянула внутрь. Я стояла посреди комнаты в своем ночном платье, чувствуя себя весьма глупо.

Но Кити мой вид, казалось, ничуть не развеселил. Она воскликнула:

– О! Ты ещё не одевалась, вот и славно! Аксинья отгладила для тебя мою запасную гимназическую форму, она может быть тебе несколько велика, но если ты поторопишься, Аксинья успеет ее быстренько подогнать прямо на тебе.

С довольным видом, она подошла ко мне, держа перед собой на вытянутых руках какое-то длинное одеяние. То было чёрное очень скромное платье, когда я его надела, то даже обрадовалась, что, наконец, никаких тесемок и оборок, но обрадовалась я, как выяснилось, преждевременно: к платью прилагался длинный белый фартук, и вот на нем оборочек было хоть отбавляй!

Вздохнув, я позволила Кити себя запаковать, после чего в комнату, пыхтя, вбежала Аксинья, и принялась быстро, истыкивая меня иголками, то тут, то там делать быстрые стежки, и тогда уже платье село, как влитое.

Когда я была готова, мы спустились вместе с Аксиньей в столовую, где та снова принялась хлопотать. Столовая мне понравилась ещё больше, чем та зелёная гостиная, где я впервые встретила Антонину Семеновну. Это была почти совсем круглая комната с тремя высокими окнами, расположенными совсем близко друг к другу, отчего она оказалась вся залита светом (я сразу для себя обозвала столовую верандой). Здесь вдоль стен стояли высокие дубовые буфеты, пахло копченостями и хлебом, а посреди комнаты красовался большой круглый стол с белоснежной скатертью.

За столом ещё никто не сидел, мы с мамой оказались первыми, но Аксинья меня непрерывно поторапливала, поэтому нам пришлось приступить к завтраку, не дожидаясь остальных.

Еда, как и накануне, была восхитительной. И хоть плошка с овсянкой с изюмом поначалу вызывала у меня опасения, я их быстро поборола, памятуя о том, как вкусно все было вчера. Оказалось, не зря! Каша была сдобрена не молоком, а свежими сливками (как мне рассказала мама), что делало ее вкуснее любого десерта. К каше Аксинья подала какао и разогрела вчерашние ватрушки. Впрочем, к ним я прикоснуться не рискнула, мне уже все-таки было не пять лет, следовало следить за фигурой!

Вскоре к нам присоединилась Кити, она тоже добавила к своему наряду длинный белоснежный фартук с оборками и теперь выглядела в точности, как я. Но она успела только наскоро проглотить пару ложек каши, так как в столовую влетела Антонина Семёновна с криками: