8. Глава 8. Признание

Ближе к вечеру начался снегопад, позже разыгралась легкая метель, но в просторной кухне было тепло и уютно, пахло растопленным гречишным медом, ромашкой и мятой.

Весело потрескивали смолистые поленья, а повыше, на каменной плитке грелось питье для Ламарка – настой трав, облегчающих боль в горле, снимающих жар, придающих сил.

Молчаливому рыцарю Вероника подала серебряный кубок с коричневым элем. Сама же из любопытства пригубила разбавленное сладкое вино баснословной стоимости.

«Вкус, конечно, приятный, но мне больше по душе грушевый сидр. Марлен замечательно его готовит».

Как следует подкрепившись сочной гусятиной, довольный Ламарк начал беседу с неожиданного вопроса:

— Милая Вероника, позволь узнать, есть ли у тебя в Тарлинге сердечный друг, коего прочат тебе в мужья?

Прежде чем ответить она смущенно рассмеялась, намазывая на пухлый ломоть свежего хлеба свежее масло.

— Ты витиевато спросил, а я скажу прямо – жениха у меня нет.

— Баффо сказал – на тебя заглядывается сын мясника.

И без того разрумянившиеся щеки Вероника вспыхнули от негодования:

— Я не давала Гальреду и легкой надежды, не говоря уже об остальном. Что бы там не болтали, я лучше останусь старой девой, чем выйду за него. И напрасно меня пугают участью госпожи Крим. Судя по всему, ей прекрасно живется в обществе девяноста девяти кошек.

— Творец Всемогущий! Куда ей столько?

Вероника с лукавой усмешкой покосилась на рыцаря, до сей поры хранившего безмолвие. Он даже отошел от стола и уселся перед очагом, делая вид, что нет ничего интереснее, чем глазеть на догорающее пламя.

— Неужели это правда? Девяносто девять! – ахнул Ламарк вслед за старшим приятелем.

— Конечно, - важно кивнула Вероника, - но с ее питомцами никаких хлопот, ведь только три из них пьют молоко из миски. Остальные вышиты или отлиты из железа, вырезаны из дерева и камня. Госпожа Крим с давних пор собирает статуэтки и картинки с изображением мурлыкающего народца. И в ее коллекции скоро появится сотый экспонат – я искренне надеюсь вышить ночной чепец с кошечкой до конца этого года.

— Хотел бы я на него посмотреть, - умилился Ламарк, но Вероника уже разворачивала на коленях платок с изображением герба Маликора.

— Я надеюсь, герцог примет его из моих рук.

— Можешь не сомневаться, даю тебе слово, - сухо проронил рыцарь, с трудом отводя взгляд от пылающей грудки снегиря над изображением латной перчатки.

— Благодарю вас! – прошептала Вероника, слегка поклонившись, а потом резко подняла глаза на собеседника.

В лице его сейчас читалось столь откровенное желание, что она вздрогнула и выронила платок из ослабевших рук. А когда присела, чтобы поднять его, нечаянно коснулась холодных пальцев рыцаря, стремительно опустившегося следом.

— Простите меня, Вероника, я не хотел вас пугать.

Теперь они держали кусочек тонкого батиста за разные концы, и будто бы ни один не хотел отпускать свой край. На выручку растерянной Веронике пришел Ламарк. Он подскочил к ним прямо в козьих носках, закутанный в теплую шаль Марлен, и гневно воскликнул:

— Это возмутительно! Я настаиваю на том, чтобы ты немедленно открыл свое настоящее имя.

Наконец Вероника получила обратно свой платок и, безжалостно скомкав его на груди, дрожащим голоском произнесла:

— Кто вы такой? Я сразу подозревала...

Чуть сведя густые темные брови – ровные, длинные, волосок к волоску, он стоял перед ней высокий и грозный, и в бездонных глазах его царила непроглядная тьма.

— Имя, данное мне отцом, звучит как герцог Конта Римейдок Саробах де Маликор, но больше известно в своей сокращенной форме. Я единственный наследник и законный хозяин обширных земель Маликории, включая город Тарлинг и десятки окрестных поселений. Я хочу, чтобы ты называла меня Конта.