Говоря о вопросе веры русских в идеалы, в добро, Дицман констатирует: «…А на послевоенном Западе этой веры в идеалы нет, всё изверились в евангелическом добре и в человеке, старые боги-добродетели умерли, их нет, и нет, к примеру, уже понятия прежней семьи, любви, брака. На чём, по-вашему, держится современный мир?»
– «На ожидании и надежде, как я представляю».
– «О, понимаю! Русские мечтают держаться на двух китах – всеобщего равенства и ожидания стереотипных, равных благ для каждого, в то время как западный мир продолжает держаться на трех китах – спорте, сексе и телевизоре. И есть ещё один мерзкий китенок – политика. Хочу заметить, что этот китенок плавает и на Востоке».
Как же нестерпимо беспардонно вплыли эти «киты» секса и телевизора, с его убивающим все приличия «киномусором», в нашу нынешнюю жизнь. И хотя без «китенка» политики не обойтись, «китенок» этот, когда-то ещё малый, превратился сегодня в огромного, нечистоплотного и всем заправляющего кита.
В преддверии недавнего 100-летия Октябрьской революции 1917-го года сколько было политических дебатов о ее сущности, ее ошибках, ее роковой «напрасности». Время показало, как всё непросто, как уязвимы многие, в том числе и прямо противоположные позиции. И как они непримиримы. Но когда читаешь роман Юрия Бондарева, особенно ясно видится то, что победу Октября 1917-го года во многом определил наличествовавший тогда феномен человеческой веры, веры в возможность построения общества на справедливых (по совести) началах. Феномен, кажется, мало исследованный, недооцененный, и, наверное, смешной для прагматиков. Но, как к ней ни относись, есть в такой вере, великая, именно горы сдвигающая сила. И именно она, такая вера, выросшая из извечной человеческой потребности в справедливости, во многом формировала сознание советских людей и привела к Победе 1945-го года.
Читая роман «Берег», понимаешь, что революция стала возможной во многом потому, что многие искренние ее сторонники, как и писатель Никитин, не сомневались:
«Революция – это отрицание безнравственности и утверждение нравственности, то есть вера в человека и борьба, и, конечно, совесть, как руководство к действию».
Сегодня о социалистической «совковости» талдычат, не переставая, а вот про главный советский критерий – жизнеустройство на основах труда, совести и веры в человека-созидателя – как-то умудряются не упоминать.
Как не упоминать и о том, что без Октября 1917-го года при всей неоднозначности событий не было бы и Великой Победы 1945-го года.
Ведь, как справедливо заметил воронежский поэт Александр Нестругин:
Из веры советского писателя в справедливость строящейся жизни проистекает и его понимание добра и зла:
– «Я сказал, что веру в спасение человечества и добро можно понимать по-разному: брать злу на вооружение добро и добру – на вооружение зло. Это прекрасно знали ещё в Древнем Риме.
– «О да, о да! Такая тонкая рвущаяся грань лежит между добром и злом, в своём роде сиамские близнецы, соединяющиеся кровеносные сосуды, не так ли? И это наиболее интересная сторона внутреннего мира современного человека, зыбкость границы, – это ваш Достоевский, самое главное в его романах, которые пользуются на Западе большой популярностью. Вы об этом знаете?».
– «По-моему, главное в Достоевском – поиск истины в человеке и поиск бога в мире и в себе».
Поиском истины как высшего, именно божественного начала в человеке, занималась, как это ни парадоксально для атеистического времени, вся лучшая литература советского периода. В бога писатели наши официально вроде бы и не верили, крестами себя прилюдно не осеняли, а человека к небу поднимали.