– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
В одно мгновение выражение его лица изменилось, из изучающего превратившись в приветливо-дружелюбное.
– Хорошо, – ответила я.
– Хорошо-хорошо? – уточнил Алексей Викторович, всматриваясь мне в лицо, что почему-то заставило меня покраснеть, несмотря на то, что с моим уровнем гемоглобина я могла бы сыграть без всякого грима труп в любительском театре.
– Д-да, – кивнула я.
– Позволите?
Алексей Викторович поднялся, достал перчатки, показал жестом, что собирается меня осмотреть. Я согласилась, вернее, сделала вид, что даю согласие. Разве у меня был выбор? Потребовать другого врача на основании того, что этот заставил мою, обделённую эритроцитами личность, краснеть? Это было бы верхом наглости и неблагодарности с моей стороны.
Отвела глаза в сторону, смотреть на перевязку почти на весь живот не хотела. Неровные края виднеющихся разводов зелёно-бурого цвета пугали. Мне казалось – там, под белым пластырем, страшная, зияющая рана, которая навсегда изуродовала меня. К тому же я боялась боли. К этому времени я привыкла, что больно было почти всегда, приняла это как должное, но нет на свете существа, которое стремилось бы усилить собственные страдания. Я тоже не хотела.
Зажмурилась, отвернулась в сторону стены, резко выдохнула, замерла, пережидая осмотр.
– Давай спинку посмотрим, – как маленькой сказал он.
Пришлось неуклюже, вздыхая и корячась, менять положение.
– Всё хорошо, – услышала я.
Я готова была поспорить, поскольку хорошо мне не было. Нигде. Никак. Но ничего не ответила. Я выжила благодаря врачам, дышала, могла двигаться, пусть с трудом, но ведь могла. Смотрела на божий свет, видела далёкую иллюминацию города в окне, поговорила по телефону с мамой, обняла отца – разве это не заслуживало характеристики «всё хорошо»?
– Там правда не всё так страшно, как кажется, – сказал Алексей Викторович, укрывая меня одеялом, показывая взглядом в область моего живота, а после вышел.
– До свидания, – сообразила я попрощаться, когда дверь уже закрылась, и добавила в тишину палаты: – Спасибо…
Через час заглянула медсестра, её звали Аня. Славная, добродушная и очень болтливая молоденькая девушка, закончившая колледж в этом году. Кажется, её рот не закрывался ни на минуту.
– Готовим попу, – с порога заявила Аня победным голосом, продемонстрировав два шприца.
– Почему два? – спросила я. Вчера и позавчера был один укол на ночь.
– Алексей Викторович назначил. Не переживайте, Алексей Викторович лучший, лишнего не пропишет. Вам сильно повезло, что его выдернули в выходной день, когда вас привезли, иначе… – Аня замолчала, сообразив, что сказала лишнее. – Он вообще – врач от бога! Только вам дважды жизнь спас, а так – не сосчитаешь скольким. А видели, какой красивый? У нас почти все девочки в него влюблены или были влюблены, и пациентки постоянно влюбляются, только всё без толку. Но это ерунда, главное – руки у него золотые, и голова, и сердце, и… – трещала и трещала Аня, расписывая достоинства человека с золотыми руками, головой, сердцем и другими органами, который, как оказалось, дважды спас мне жизнь – Алексея Викторовича Демидова.
В итоге я всё-таки крепко заснула, провалилась в сон, как в чёрную космическую дыру, из которой никак не могла вынырнуть, кружилась по краю сновидений, словно у горизонта событий.
Выдернул меня настойчивый звонок в дверь вперемешку с настырным стуком. Кое-как собрала мысли, сумела встать с дивана. Оглядела себя – помятая трикотажная пижама, махровые носки из разных пар. По обыкновению бледная, лохматая и такая же мятая, как трикотажный комплект на мне, в синюю мелкую клетку.