А может быть, все-таки это не совсем справедливо. Наверное, я больше говорю о том времени, когда мы стали старшеклассниками. А до того, пока Боаз не получил водительские права и не обзавелся подружкой, бывало и так, когда ему никто, кроме меня, во всем городе не был нужен. На каникулах мы строили офигенные замки из песка или брали напрокат велики и гоняли по округе. Как-то раз в субботу мы посмотрели в кинотеатре всю трилогию «Крестный отец» и до десяти вечера домой не тронулись.

Став постарше, Боаз словно бы отказался от меня. Он с головой нырнул в новый мир и закрыл дверь перед моим носом. А потом он съездил на лето в Израиль и возвратился с решением – он должен вступить в морскую пехоту.

Ну, а потом тут у нас разразился ад.

Если бы брат со мной побольше разговаривал, я бы, может быть, понял – почему и зачем? Но я никогда не знал про Боаза ничего, кроме того, что он сильнее, быстрее, мощнее, умнее и немного посимпатичнее меня. Я завидовал его самоуверенности. Я завидовал тому, что у него такая подружка, о какой я могу только мечтать. Боаз знал, чего хочет. Он шел и получал это. А я никогда особенно ничего не хотел.

Даже не знаю, многое ли изменилось за те годы, пока брата не было. Я стал выше ростом и благодарен судьбе за каждую четверть дюйма, но я до сих пор не понимаю, что же во мне изменилось. Я бы все на свете отдал, чтобы стать таким, как Боаз. Но только вряд ли это у меня получится.

Когда я был помладше, я, бывало, тайком пробирался в комнату Боаза. Я проводил кончиками пальцев по его спортивным трофеям, прикасался к камням из его коллекции, к корешкам его книг. И мне казалось, что я будто бы заглядываю в свое будущее. Передо мной представала картинка, каким я стану через четыре года.

Но в итоге эта комната не научила меня ничему.

– Леви, – говорит Дов, повернувшись ко мне. – Почему от тебя так приятно пахнет?

– Может, потому что я душ принял?

– Нет, тут что-то еще.

Дов прав. Я прыснул на себя немного одеколона. Этот одеколон стоял в шкафчике-аптечке с тех времен, когда Боаз заканчивал школу. Надо же было проверить, не испортился ли одеколон. Я же на вечеринку собрался, так что самое оно. Перл явится туда с Цимом и со мной, как обычно. «Одно из немногих преимуществ того, что ты – мой друг, – говорит Перл. – В общине Святого Младенца Иисуса понятия не имеют о том, как устраивать вечеринки. А стереотипы насчет девушек-католичек – чистой воды вранье».

– Я иду на вечеринку, – наконец выдавливаю я. – Вернусь не очень поздно.

Сам не знаю, почему я так растерялся. Я ведь, фактически, могу делать все, что пожелаю. Одно из преимуществ того, что твой брат находится в зоне боевых действий, – это то, что родители не слишком сильно заморачиваются насчет того, куда я иду, чем занимаюсь, с кем провожу время, хорошие ли у меня отметки, какие у меня планы на летние каникулы и в какой колледж я собираюсь поступать.

Со всем этим родители жутко надоедали Боазу – и смотрите, к чему это привело.

Дов накрывает своей рукой мою:

– Повеселись на всю катушку, красавчик. Только сумку не забудь.

На Перл платье с глубоким вырезом.

– Мама Голдблатт тебя выпустила из дому в этом? – Я не могу сдержать удивления.

Перл показывает мне серый кардиган:

– Не зря же Бог придумал что-то вроде этого.

Она забирается на заднее сиденье машины Цима, наклоняется и утыкается носом в мой затылок.

– Ты симпатично пахнешь, – хмыкает девушка.

Цим прижимает ладонь ко лбу с таким видом, словно закрывает глаза от слишком яркого солнца.

– Блеск. Сейчас-сейчас… – Перл шумно втягивает воздух носом. – Так пахло от Боаза.