– Мостик, который лежал в коридоре на полу. Он был как раз метра три длиной, а доски сколочены между собой перемычками наподобие лестницы. Конечно, эта конструкция тоже имела приличный вес, но её по-крайней мере можно было тащить волоком. Шнапс начал действовать и мне уже захорошело, боль стала глуше. В общем, припёр я этот трап к дыре и по стеночке, понемножку, сумел его установить как нужно. Ну а дальше всё просто. Пролез я через пролом в бетоне и оказался в большой воронке. Артобстрел продолжался, снаряды рвались то совсем близко, то где-то вдали, а ещё я заметил в небе самолёты, русские Ил-2. Эти летающие танки сбрасывали бомбы и поливали город огнём из своих пулемётов. Грохот стоял жуткий, я мгновенно оглох. Как вылез из воронки на четвереньках, так и пополз, в сторону флигеля, но, не успел, – губы старика вновь скривились в усмешке.

– Говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает, может быть, однако мой попал почти в ту из которой я только что вылез. Последнее, что помню ужасный грохот сзади, и состояние полёта. Всё, удар о землю моя память уже не зафиксировала. Темнота, тишина и никакой боли. Очнулся я только в госпитале. До сих пор удивляюсь нашим русским солдатам. Вот на хрена им подбирать почти мёртвого немца. Нет, подобрали и в госпиталь увезли. Впрочем, я точно не знаю, солдаты меня подняли или медсестрички. Когда я очнулся врач, пожилой уже хирург, с уставшими глазами, рассказал, что меня контузило близким разрывом. Как ни странно осколки прошли мимо, а вот пуля в моей голове должна была меня убить. Он смотрел на меня как на приведение или зомби. Мой случай очень необычный, поэтому он и выбрал время, чтобы самому ко мне подойти. Кстати, он неплохо говорил по немецки.

– Я не знаю, почему ты не умер, – качал он головой, – но факт остаётся фактом. Пулю из твоего черепа я вынул. Два ребра у тебя сломаны и синяк во всю грудь, ну и контузия, сильная. Ну, раз пуля тебя не взяла, остальное всё мелочи, выкарабкаешься. Поправляйся солдат, для тебя война уже закончилась.

– Когда я немного оклемался, я понял, что в нашей палате лежат только немцы, военнопленные. Но, медперсонал относился к нам вполне лояльно. Естественно, не как к своим соотечественникам, но ровно, без всяких эксцессов. Хотя желающие свернуть фашистам шею были, не зря в коридоре часового поставили, – старик умолк, погрузившись в воспоминания.

– А что дальше было? Как вы… ты прожил эти семьдесят пять лет и почему не появился раньше, чтобы спасти Сашку? Тьфу, то есть себя? – мысли в голове путались, Денис до сих пор не мог поверить, что этот дряхлый старик – его Сашка.

– Дальше ничего интересного. После госпиталя попал в лагерь, десять лет на стройках народного хозяйства. Там тоже по-разному было, но выжил. В Германию я уезжать не хотел и попросил меня оставить в СССР, мол, хочу и дальше восстанавливать страну разрушенную фашистами. Потом вернулся в Калининград и больше его не покидал. Я всю жизнь ждал этого дня, чтобы прийти в этот чёртов подвал до того как вы сломаете стену. Я хотел предостеречь вас, рассказать о ловушке и помочь вывезти золото. Специально грузовичок купил, подержанный, думаю, представлюсь Шефером. Главное для меня было спасти отца, я всю жизнь, прожитую в этом теле, помнил, что он умирает в Москве. Но, увы, – старик тяжело вздохнул, – история пошла на новый круг. Сейчас Сашка вновь очнётся в теле убитого немца Шефера.

– Пространство и время это очень сложная тема. Многие учёные занимались этим вопросом, но дальше теории никто не продвинулся. Я тоже много прочитал по данной тематике, и сейчас могу предположить, что произошло. Я выехал сюда с приличным запасом времени, ещё даже не стемнело. Сам понимаешь торчать здесь днём на грузовике слишком подозрительно. В последнее время замок решили реставрировать, поэтому днём здесь народа хватает. Не проехал и полдороги, как машина встала, мотор, будто умер, даже стартёр не крутил. Немного повозился и решил идти пешком, время ещё позволяло. Чем ближе я приближался к замку, тем хуже мне становилось. Я как будто в воде шёл, или даже в более густой субстанции. Силы покидали меня с каждым шагом. Не знаю, насколько сократилась жизнь Шефера, из-за этой дороги. Я порой совсем отключался, но не падал. Эта вязкая субстанция удерживала меня как мёд дохлую муху, – старик оскалился, изображая улыбку и продолжил: