-- Война, -- подтвердил голос, твердо, не по-людски выговаривая слова. – Война, человече.

-- И с кем же воюете? -- полюбопытствовал бывший волшебник, поскольку сам поури, кроме этого факта, больше ничего сообщать явно не спешил.

-- Разве ты поможешь, маг? Ты ведь с Утеса Чародеев. И у тебя нет посоха. Ты его отдал. Так зачем ты нам теперь?

-- Отчего ж ты не стреляешь в меня, а тратишь время на разговоры? -- старик гордо вскинул подбородок. – Выдаешь свой секрет… не по уложению воинскому это.

-- Оттого, что маг навсегда остается магом, даже и без посоха, -- прогудели в ответ. – Мы, поури, знаем, что такое честь. Это вы, люди, о ней забыли…

Старик хотел было ответить, но вовремя прикусил язык. Спорит с поури сейчас и напоминать ему, что вспарывать животу пленным беременным женщинам и распинать девственниц вниз головой на заборах – обычные развлечения поури в захваченных на время деревнях -- как-то не слишком вяжутся с понятиями о чести – явно неблагоразумно и ни к чему. Потому что последним аргументов в подобном споре станет прилетевшая арбалетная стрела, толстая, словно вертел, пробивающая даже быка.

-- Так что ж, ты мне так и не ответишь, храбрый воин?.. Тогда, с твоего позволения, я пойду дальше. Мое дело не терпит отлагательств. Полагаю, Барри со мной согласится, ну, а если не согласится… -- старик как можно выразительнее пожал плечами, -- я свое отжил и смерти уже не боюсь.

-- Вы, люди, всегда боитесь смерти, -- сказал невидимый стрелок. – Потому-то от вас и исходит зло…

-- У нас тут, похоже, назревает философических диспут, -- усмехнулся старик. – Ты хочешь поговорить со мной о природе добра и зла в мире Эвиала, поури-воин?

-- Я хотел бы. Потому что не далее, как вчера соседний секрет отогнал отряд нечисти от наших пределов. Дело было жаркое. Двум нашим предстоит родиться опять.

Поури, насколько помнил старик, незыблемо верили в переселение душ и воскрешение.

-- Так что же мне делать сейчас, храбрый воин? -- настойчиво спросил волшебник. –Я не встретил на своем пути ничего подозрительного, дорога была не труднее обычного. Так что едва ли я смогу сообщить тебе что-то по-настоящему важное. Ты позволишь мне пройти или мы и дальше будем предаваться высокоумным беседам в столь неподходящем для этого занятия месте?

-- Для беседы любое место хорошо, -- отрезал поури, по-прежнему не показываясь на глаза. – Вообще-то ты, конечно, можешь идти – мы ведь тебя пропустили. Hо… Я хочу знать, кому ты отдал свой посох.

Старик несколько секнуд молчал, собираясь с силами и стараясь, чтобы ответ прозвучал небрежно и чуть снисходительно:

-- А, один мальчик, из нового выпуска. Хороший такой мальчик, внимательный, бойкий…

-- Ага, бойкий, -- согласился поури. – То-то у тебя лицо до сих пор на сторону, волшебник.

Старик непритворно удивился. Какое там “на сторону”, почему, откуда? Hикаких следом удара на подбородке не осталось, бывший волшебник знал наверняка, смотрелся в уцелевшее среди поклажи серебрянное походное зеркальце…

Hаверху, в кустах раздался короткий смешок.

-- Мы умеем видеть чуть дальше, чем вы, -- объяснил поури. – Поэтому вы с нами так и не справились, хотя вас – тьмы и мириады, а нас всего лишь горсточка…

Старик вновь смолчал, хотя – какая там горсточка! Поселения поури уверенно двигались на север, вплотную подступая к людским владениям, и по всем границам гремела ни на миг не прекращающаяся война. Захватив деревню, поури деловито предавали ее огню, всех жителей – вырезали поголовно, вместе со скотом и прочей живностью, вроде кошек, собак и даже птиц, которых карлики ловко сбивали из коротких боевых луков. Пленных они не брали. Рабы им оказались не нужны, и не с кем было вести торг, выкупая полон, как всегда поступали, к примеру, мекампские правители, выручая из неволи своих, угодивших в кочевничью петлю.