Дальше, дорогая мамаша и отец, я опишу вам как командир о моем бойце, т. к. Вам сын начал письмо писать, но не успел написать, пошел выполнять свой долг, долг перед Родиной: стоять на посту часовым на границе Советской территории, чтобы не допустить фашистских захватчиков… Ваш сын помер смертью славных на посту часовым. Его сразила фашистская пуля и отняла его молодую жизнь сразу без агонии, наповал, попаданием пули в голову. Мы, бойцы, командиры поклялись отомстить… И мы отомстим… Вы, дорогие родители, не печальтесь, настройтесь лучше работайте в тылу, отдайте все для Победы над фашистскими захватчиками. Ваш сын похоронен с честью воина.

С приветом к Вам лейтенант Дутов»[10].

Ни один день Великой Отечественной войны не был похож на предыдущий. Это мнение всех ее участников. Тишина одного дня отличалась от тишины предыдущего дня. А уж день боев – это особая картина военной жизни, как пишут об этом участники тех далеких дней. Так и наша память о войне разнолика: у участников боев она одна, а у тех, кто ожидал этих участников в тылу, – другая. И вот эта другая память – она не менее долговечная и мучительная.

Уже после 9 мая 1945 г., после радости о Великой Победе во многих семьях вместе с радостью поселилась память о тех, кто не вернулся. И на этих воспоминаниях воспитывались поколения. Без громких фраз, без причитаний, из года в год в семьях погибших вспоминали павших.

Если проследить по письмам, пришедшим в архив, это было, как правило, 9 мая каждого года, после мая 1945 г. В одном из писем от семьи Беклемишевых из Уфы подробно описано, как это происходило. Своего дедушку Вяткина Николая Александровича 1895 г. рождения, внуки не видели, знали его только из рассказов мамы по его фронтовым письмам. «Когда мы были еще маленькими, – пишет его внучка, – особенно сильно помнили 9 мая, потому что в этот день мама обязательно читала письма своего отца и плакала, и сейчас, став взрослыми, мы обязательно собираемся в этот день у своих родителей, и мама читает нам письма дедушки»[11]. Говорят, что надежда умирает последней. Может, и сейчас, в год 75-летия Победы, кто-то откликнется из тех, кто воевал вместе с Вяткиным Николаем Александровичем из Уфы. Эта семья, как и многие другие, отсылая письма в 1980-х годах, надеялись, что после их публикации найдутся товарищи, которые знали их родственников. Но… Эти письма тогда не были опубликованы.

На войне бывали различные случаи, в частности, когда семья получала извещение о гибели, с указанием места захоронения, а спустя какое-то время оказывалось, к счастью, что человек этот жив. Так случилось и с Алябьевым Александром Захаровичем из Вологодской области, из деревни Кошкино. В годы войны он был наводчиком станкового пулемета Максима. Служил в пулеметной роте 2-го батальона 14-го стрелкового полка, 72-й стрелковой дивизии, 21-й армии 1-го Украинского фронта. В конце января 1945 г. во время наступления, уже на той стороне Одера был тяжело ранен в голову. Пуля вошла в мочку правого уха и вышла в левой части шеи.

Вместе с другими ранеными его подобрали и разместили в одном доме. В ходе боя наши части вынуждены были отступить, и раненые попали к немцам, которые их расстреляли: сидячих, лежачих, кто в каком положении находился. «По какой-то случайности я не был убит, – пишет Алябьев А.З. в своем письме. – И дождавшись ночи, пополз на зарево, думая, что там наши, но доползти до своих не хватило сил и рана в голове и еще оказалось, были обморожены обе ноги. Дождался я своих в одном из сараев, расположенных в поле»[12]