Нинусь, я очень огорчен Кирой, неужели ты не в состоянии ей втолковать так, чтоб она поняла, что сейчас когда решается судьба большая, сотни тысяч людей кладут свои жизни для того, чтоб выполнить Ваше исключительно твердое и суровое требование – остановить и погнать во что бы то ни стало врага. Неужели для нее не будет понятно то, что в этих условиях вести себя так, чтоб не приносить ни какой пользы на том участке, на котором находишься просто преступно. Ведь ты сама пишешь о тунеядцах, к которым ты относишься с презрением и некоторые присосались для того, чтоб только отстаивать свое благополучие. Откуда у Киры стремления к паразитической жизни?
Нинусь, ты пишешь, что некоторые приезжают с фронта на несколько дней и спрашиваешь меня, не удастся ли мне приехать? Нинусь, об этом я только могу мечтать, но в настоящих условиях это не возможно – просто фантазия. Утешаю себя мыслью, что настанет день и час, когда какая-то сотая доля секунды и устанавливалась бы связь с вами. Числа 17 августа наконец я получил возможность написать Вам письмо, не знаю, получила его или нет, но и на том месте (были сравнительно далеко от фронта имел возможность заезжать к старикам) простояли очень недолго всего несколько дней и снова нас перебросили на новое место, а сейчас опять прибыли уже вплотную к району, где решается очень многое и здесь-то я и получил кучу твоих писем.
Должен тебе сказать, что за последние три дня у нас здесь дела обстоят не плохо, отбито несколько населенных пунктов, только за вчерашний день прогнали его километров на 19. Уничтожено гитлеровцев исключительная уйма, а если принять во внимание, что он в течение недели не мог прибирать свои трупы и рвался буквально через своих мертвецов, то можно представить, что за мясорубку ему устроили. Рассчитываем их дальнейшие успехи. Нинусь, такая масса поистине героических поступков, что описать очень трудно. Дерутся с исключительной ненавистью и злобой.
16.09.1942 г… Нинусь, причина моего неписания должна быть для тебя ясна. С 11-го июля по 15 августа я тебе не мог написать буквально ни слова, т. к. мы находились исключительно в подвижном состоянии, ни о какой нашей полевой почте речи быть не могло, а по прибытии на определенное место, опять-таки несколько дней, это дело не налаживалось. То, что вы обо мне беспокоились, я себе очень четко представлял, и это было видно. Как только получишь возможность, хоть час в местных условиях заснуть, да и в критические минуты, мысленно также связывался с Вами. Казалось бы это невероятно, однако факт, как-то помимо воли, выделялась что мы снова будем вместе – только он очень далеко.
Родные, будьте все здоровы, живите дружнее. Целую вас крепко.
Нинусь, прошу тебя напиши несколько строк, ты как бы обиделась на меня за то письмо? Жду.
19.09.1942 г. …Нинуська, началось снова напряженное время после небольшого относительного затишья здесь дела наши не плохие. Врага кромсаем и тесним. Как будет обстоять дело дальше, сказать трудно. Все исключительно обеспокоились Сталинградом. Если врагу удаться его захватить, это почувствуем и мы на своем участке. Дорогая Нинусь, не беспокойся.
Целую и мечтаю о свидании. Целуй детей. Ваш…
08.10.1942 г. …Ты об мне, пожалуйста, беспокойся поменьше. Ни черта со мной не случится, по крайней мере, самому хочется в это верить. Конечно, всякое бывает и жарко и тепло, а когда стояли близко от своих, так было приятно. Сейчас мы ведем [такой. – Н.П.] образ жизни: переезжаем каждые 2–3 дня и в новой дыре и так все время. Не успеет наша ПИС наладить обмен как следует, а мы уже двинули. Тому еще содействует то, что наша бригада Краснознаменная зарекомендовала себя не плохо в штабе армии. Отсюда: где надо срочно, мы там.