Ира вздыхает, поднимает на меня взгляд:

– Я тоже думаю, что будет лучше, если мы останемся здесь на ночь, я не участвую ни в каком спектакле, и, скорее всего это правда, за окном явно февраль, а не октябрь или тем более, июль. Ещё я думаю, что нам лучше переодеться.

Мы нашли в шкафу лосины, толстовки, а вот зимняя куртка была только одна:

– Старая, мамина – задумчиво произносит Ира, разглядывая находку – ты наденешь поверх свитер, и вон то пальто. Она показала на нечто клетчатое и шерстяное, гордо висящее в углу шкафа. Перчаток нет. Уги тебе, сапоги мне. Возьмём с собой все шарфы.

– Мне чёрный – я тут же забираю из её рук огромную шерстяную шаль, которая хоть как-то сможет прикрыть то, в чём мне предстоит идти по центру Питера.

Всё, распределились. Мы переоделись.

Мы молчим уже полчаса, отогреваясь у батареи: я на стуле, Ира на подоконнике.

– Не думала, что вернусь сюда, а ведь бежала именно в эту комнату. Хорошо, что она осталась и…почти пригодна для обитания.

Я думаю о том, что всё это сон и он непременно оборвется, нужно просто ждать. Молча и смиренно.

– В 14-м была кровать – Ира продолжает удивляться – Маша, всё смотрелось не так печально как сейчас: обои не стояли около стены, был ковер, и вроде, комод ли сервант, не знаю, не важно… я надеялась, что побуду здесь какое то время, хотя и не люблю это место. Интересно, здесь ли соседка… надо что-то делать, точно, куда-то идти…– кажется, она потерялась в мыслях и пытается привести их в порядок.

– Одна соседка? – я удивилась, обычно в коммуналках много комнат и семей.

– В моем году да. Две другие выставили свои метры на продажу… Всё слишком точно.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну мы прибыли сюда каждая из своего прошлого, предположим…мы – это мы, те, что дожили до этого дня или мы – отдельно, а мы в 2022 живем и ничего не знаем?

– Хороший вопрос, но важен ли ответ сейчас? – я слышу, что мой голос дрожит – возможно, если мы заснём…

Внезапно для самой себя я поднимаюсь и чувствую, что начинаю волноваться сильнее:

– Всё не просто так, ты права, мы обязательно выясним, что именно, вернемся домой и все будет хорошо, правда?

Ира старается улыбаться:

– Конечно, жить нам есть где, магазины работают, деньги есть, во всяком случае, у меня, город мы знаем, не так всё и плохо.

Встаёт расправляет своё свадебное платье, поднимает с пола деревянные плечики и вешает его на торчащий из стены гвоздь. Делает два шага назад и тихо говорит:

– Вместо картины… – она разворачивает ко мне – как же я его хотела! Говорят, если невеста нашла своё платье, тут же хочет выйти замуж ещё сильнее, так и было, это правда. Я скакала как дурочка по салону в нём. Только....

Она вздыхает и возвращается на подоконник. Я киваю и улыбаюсь, глядя на платье, даже на фоне этой стены оно смотрится поистине идеально, элегантно, просто и вместе с тем нежно, – лучшая модель, что я когда-либо видела:

– Почему ты все – таки сбежала со свадьбы?

***

Она повернула замок три раза, закрыв помещение, прислонилась спиной к двери и медленно сползла вниз. Перед ногами лежал кленовый лист, который занесло с дороги ветром. В руках Ира перебирала браслет. Она нашла его пару дней назад в помещении подсобки. Под серебро, с большими и маленькими прозрачными камушками. Девушка сочла его очень красивым – как раз подойдет к свадебному наряду, будет переливаться на солнышке. Если оно, конечно, выглянет в конце октября. Нужно собираться, через час встреча с женихом.

Но ноги не слушались, оставались будто ватными, и она продолжала сидеть на полу, рассматривая блестящую находку. Затем надела его на правую руку, щелчок и она уже любуется, будто танцуя руками в такт песни, доносящейся из еще включенного радио в магазине: «кто мы и откуда…» Браслет – это не свадебное платье и не образ невесты в целом, можно не снимать перед встречей с будущим мужем, да он, наверняка и не заметит.