Обхожу ямку со всех сторон, запоминаю каждую деталь окружения: дерево, камни, бугорки, три березы, шиповник. Отряхиваю руки, в машине тщательно вытираю их салфетками, салфетки складываю на сиденье, чтоб не забыть выбросить в городе. Кое-как выезжаю из леса, аккуратно, чтобы не застрять и не врезаться в дерево, за двести метров от трассы останавливаюсь, прислушиваюсь, чтобы никто не ехал, не имел возможности приметить нашу дорогую машину, выезжающую из леса. В город еду уже более спокойно, не торопясь обедаю в ресторане, где все неодобрительно смотрят на мой спортивный костюм, хорошо хоть на обслуживании это не отразилось. Ем через силу, каждый кусок запиваю водой, потому что ничего не лезет в горло, съедаю только первое, остальные красивые блюда вызывают тошноту, оставляю хорошие чаевые, выхожу в жару города.

Глаза впиваются в вывеску дорогого салона красоты, иду туда поправить один ноготь, предлагают обновить все коготочки, отрицательно мотаю головой, девочка-мастер недовольно куксится, кладу на стойку пару купюр, настойчиво повторяю:

– Один палец, приведите мне его в порядок.

Сумма её устроила, лицо стало нежнее. Пока она колдует над моей рукой, тупо смотрю в окно, решаю сразу по приезде домой позвонить папе, странно, что сразу не позвонила, уж он-то сразу бы меня успокоил с этим дурацким кораблем. Зачем Игнат полез в металлургию? У него прекрасный фармацевтический бизнес, работающий по всему миру, зачем еще компаньонство с папой? В свадебной горячке я ни разу не интересовалась этими вопросами, только где-то на краю сознания висело, что он очень помог папе организовать этот сбыт.

Девочка очень быстро заканчивает работу, я, не глядя на результат, прощаюсь и быстро иду обратно к машине. Почему я так запаниковала? Потому что Игнат занервничал? Уехала, не взяв телефон, мысленно хохочу над собой, вспоминаю Игната: «Я оставляю телефон дома, чтобы меня не могли отследить хотя бы по нему». Агент ноль ноль семь, не иначе. Даже не знаю, кого из нас сейчас называю агентом, но напряжение медленно отпускает, к дому подъезжаю полностью расслабившись. Ворота до сих пор открыты, вот раззявы, им доверили охранять меня, а они после моего отъезда даже ворот не закрыли, проезжаю мимо, посигналив три раза, сигнал орет как на паровозе, надеюсь, разбудила. Глушу машину, забегаю в дом.

Что-то не так. Вернее всё так, всё на своих местах, тихо шумит кондиционер, вдалеке болтает охрана, а они говорят на повышенных тонах. Они часто что-то делят, эти молодые самцы. На прошлой неделе я час хохотала над тем, как они делили сердце молодой горничной. Первый логический порыв – плюнуть, пойти звонить отцу, но по пути в спальню все-таки решаю заглянуть к ним, чтоб убрали машину, ну и выяснить суть их конфликта.

Распахиваю дверь их служебной комнаты и замираю в отсутствии понимания, шоке, ужасе, смятении. В большой комнате тесно от людей, все охранники как игрушечные солдатики привязаны к стульям, перед одним из них стоит незнакомый мне мужчина со злым лицом, приставив пистолет к его лбу. Кто еще находится в комнате, я не понимаю, просто отмечаю, что их слишком много, горло сжимает спазм, отшатываюсь назад, но все лица уже повернуты ко мне, парень с пистолетом у лба мычит, рот у него заткнут, пистолет быстро направляется прямо в меня и смотрит как живой своим черным хитрым глазом.

– Чуть насмерть не запытали мальчишку, пока тебя ждали. Чего встали, – рявкает он в сторону, – связали её быстро.

Пытаюсь сделать хоть шаг, но ноги просто не шевелятся. Я не знаю, как необходимо вести себя в таких ситуациях, единственное, что я помню, что нельзя сопротивляться, что нужно пытаться запомнить имена и лица, только уши моментально закладывает каким-то гулом, а глаза заволакивает слезами. Чувствую, как меня садят на стул, руки грубо привязывают к подлокотникам. Пытаюсь проморгаться, слезы выкатываются, смотрю в распахнутые двери эпицентра беды, глаза цепляются за ботинки, торчащие из-за дивана, на багровые пятна, размазанные по полу, я даже не даю себе сформировать мысль о том, что эти люди кого-то убили, но организм срабатывает сам. Меня выворачивает на свои же колени, потому что за плечи они привязали меня к спинке стула.