– Нет, – сказала Олеся, – она заболела.

– Чем?

– Инсульт, говорят, случился, – вздохнула Олеся, – не знаю точно. Ася Михайловна один раз ляпнула: «Риточка моя бедная умерла, детонька! Ладка, лахудра, ни за что все обрела». Ася Михайловна интеллигентная, хорошо воспитанная, но не сдержалась в тот раз.

– Юрий разбогател, уже будучи женат на Ладе?

– Не совсем так, правда, я точно не знаю. Бизнес его вроде в гору пошел еще при Рите, квартиру двухуровневую купили, а потом Рита в ящик сыграла. Знаете, что Лада сделала, когда хоромы увидела?

Олеся замолчала, взяла последнее пирожное, проглотила его и криво усмехнулась.

– Вошла Лада в холл, покраснела и говорит: «Не мой стиль. Ломайте дубовые шкафы, перекрашивайте стены, чертями летайте, но к Новому году отделку должны закончить!» Во какая! Два дня жена – и уже гонор наружу! Ася Михайловна своей подружке по телефону это рассказывала, а я случайно услышала. И ведь сделала бригада за два месяца новый ремонт. Деньги Юрий отвалил немереные, всем отсыпал: рабочим, чтобы без сна пахали, соседям внизу, они хай подняли из-за шума. Да кому он только рублишек не отстегнул, ради Лады старался! А она! Сука! Убила мужа из-за денег! Вот вы тут упрекнули меня, сказали: против хозяйки показания дала. Верно, я и еще бы раз Асе Михайловне помогла! Иначе кто в доме хозяином остался бы? Думаете, мать Шульгина и его брат? А фиг вам! Все Ладке было отписано! Асю Михайловну она бы вон выперла и Николашу со Светой туда же, попугайчиков.

– Попугайчиков? – удивился я. – У Шульгиных птички живут?

Олеся засмеялась.

– Нет, это Юра так Николашу со Светкой звал: попугайчики-неразлучники. Слышали, такие пернатые бывают, разноцветные, желтые, зеленые, голубые. Их надо парой селить, если по душе друг другу придутся, так рядом до конца дней и просуществуют. Разлучать семью нельзя, умрут оба. Николаша со Светкой такие, с детсада вместе, потом за одной партой сидели. Очень тихие, их не видно и не слышно. Света готовит шикарно, Асю Михайловну мамой зовет, любит ее очень. Бесхребетная Светлана и пластилиновый Николаша, во все стороны гнутся. Понимаете?

– В принципе, да, – кивнул я, – а почему вы все же ушли от них?

Олеся кивнула.

– Причина простая, видите ли…

Плавный монолог бывшей домработницы Шульгиных прервал телефонный звонок. Беркутова вынула сотовый.

– Слушаю. Ой, здравствуй! Ой, Баян, все…

Олеся замолчала, очевидно, собеседник завел страстный монолог, потому что домработница сидела, не произнося ни звука, прижимая к уху крохотный аппарат. Я поманил официантку, велел принести еще кофе с пирожными, потом встал и пошел в туалет, страшно довольный собой. Еще четверть часа, и я сумею вытянуть из госпожи Беркутовой все известные ей сведения. Сейчас она договорит со своим кавалером, которому, очевидно, дала отставку, и мы еще поболтаем по душам. Девушка, работающая в доме на должности «принеси-подай», знает, как правило, массу интересных деталей.

Вымыв руки, я причесался, одернул пуловер и в радужном настроении вернулся к столику. Беркутова прекратила болтать по телефону, она сидела, положив голову на сложенные руки.

– Олеся, – позвал я, – нам несут свежий кофе.

Горничная не откликнулась.

– Вы заснули? – повысил я голос.

Домработница не пошевелилась, и меня царапнула легкая тревога.

– Вам плохо? Олеся, отвечайте!

Но она не двигалась, и тут подскочила официантка.

– Куда тарелку ставить, – возмутилась она, – чего разлеглась на столе, вроде не пили? Или уже бухая пришла? Эй!

Не успел я возмутиться, а подавальщица уже одной рукой энергично трясла Олесю за плечо.