Я засмеялась. Нашла же где-то силы.

– У вас замечательная страна, сэр, – сказала я громко, чтобы все слышали, и тоже помахала рукой.

Гуд бай, Америка… – стучало в ушах, мозгах и прочих органах. Прекрасная страна – со своими имперскими закидонами, военными и антивоенными демонстрациями, харрасментом, феминизмом, Голливудом, политкорректностью в последней стадии шизофрении. Здесь вполне можно жить. Но я уже не могла. Прощай, последняя надежда. Здравствуй, страна, непонятая умом. Там мама, папа, целый выводок забытых, но горячо любимых родственников. Какое счастье, что Бригов не женился на сироте…

Я открыла глаза. Урчали двигатели, или в животе урчало? Салон ДС-10 не такой уж просторный и комфортабельный. На иллюминаторах шторки в тонкий рубчик, сиденья тряпочные – как провалишься, так не встанешь. Шесть рядов кресел, посередине – проход. Впереди еще один салон. Пока не взлетели – духота. И встать нельзя, не поймут. Спасибо Яше за эконом-класс. Кажется, поехали. Пристегнулись. Познакомились с проводницей… боже, стюардессой. Мисс Софи Андерсон, кукла в белоснежной сорочке. Мила, предупредительна, в меру болтлива. Сообщила про погоду, куда летим, когда сядем, про наличие прохладительных и горячительных напитков. Пожелала приятного полета.

Я покосилась направо. Между шторкой и сидящим у иллюминатора пассажиром проплывала аэродромная трава. Мелькнул угол здания, стоящие в шеренгу заправщики. Последовал плавный разворот, трава побежала резвее, стала дрожащей полосой какого-то бешеного конвейера. Умчались приземистые баки, похожие на пингвинов, земля отпрянула, провалилась.

– Вас не укачивает? – молодой человек у иллюминатора повернул голову. Его сочувствие было оправдано.

– Не знаю, – просипела я, – Целую вечность не летала…

– А что такое вечность в вашем понимании? – парень располагающе улыбнулся.

– Полтора года…

– О-о, вы, наверное, славно провели эти пятьсот сорок шесть дней? Размеренная жизнь, заведенный уклад? Мелкие проблемы и упрямое нежелание выбраться из порочного круга рутины?

– Боже правый, – выдохнула я, – Вы неудавшийся писатель?

– Кандидат околонаучных наук, – отшутился попутчик, – А вы, мисс, побледнели. Полтора года отказывать себе в удовольствии оторваться от земли – это много… Послушайте совет – расслабьтесь. Дышите глубже, выдыхайте реже. Представьте что-нибудь приятно пахнущее. Скажем, сеновал. Или горный луг, над которым парит росистая дымка. Вы сидите на траве, скрестив ноги…

– Можно представить одеколон Бригова, – прошептала я по-русски.

– Простите, мэм?

– Нет, сэр, я не Будда. Состояния просветления предпочитаю добиваться другими способами. Без сложной тхеравады.

Попутчик засмеялся. На вид ему было лет тридцать пять. Открытое скуластое лицо, глаза необычайно яркие, правильно подогнанный костюм, носимый с нарочитой небрежностью.

– Каких наук вы, простите, кандидат? – переспросила я.

– Околонаучных, – охотно повторил парень, – Но не мистика. Скажем так, я зоопсихиатр. Занимаюсь наблюдением за поведением млекопитающих в искусственно созданных экстремальных условиях. Мое имя Николас Кауфман. Для скорости можно Ник. А вас как зовут?

Я пожала плечами.

– Зовите миссис Бригофф… Хотя для скорости можно Джульетта. Или Брунгильда.

– Вы немка?

Я печально улыбнулась.

– Пусть будет так.

– А меня зовут Пэгги, – пискнули где-то слева.

Я покосилась на звук. Рядом со мной сидела девочка, похожая на Винни-Пуха. Такая крошечная, что и в глаза не бросалась. Годика четыре или пять. Щеки, как у хомячка, пухлая, два банта над ушами, бирюзовое жабо венчало клетчатое платьишко. Но смотрела девочка очень строго – не моргая, сосредоточенно. Ремень безопасности прижимал пассажирку к креслу, но не мешал ей дрыгать ножками и вертеть головой в поисках развлечений.