Аристарховна шикнула на одного из них и решительным шагом переступила через порог. Мы не решились следовать её примеру относительно хищников, и просто направились в помещение за ней следом. У окна по левую сторону стоял иностранец со своими мальчиками, а напротив них какой-то мужчина неприметной наружности и неопределённого возраста. Похоже, что его потёртый серый костюм не знал утюга со времён приобретения. Зато туфли были старательно начищены, хотя и стоптаны до невозможности. От чрезмерной носки они потеряли былой лоск и форму. А их острые, вытянутые носы задрались вверх, и торчали из гармошки морщин и складок. Если в ближайшее время их хозяин не обзаведётся новой парой обуви, то они окончательно завернуться и станут похожи на турецкие тапочки с загнутыми носками.

– Галина Аристарховна, вы что себе позволяете? – возмутился он. – Это что за выкрутасы с метлой? И почему вы на нас шикаете?

– А я не на тебя, Геннадий Иваныч, – возразила ему бабуля. – Я на этих иностранных самозванцев. А в частности, вон на того лысого.

Судя по гонору, перед нами стоял директор музея. Не известно, о чём они говорили с иностранцем до нашего прихода, но сейчас он был явно не на нашей стороне.

– Аристарховна. Ты давай, этого-того… – Геннадий Иванович пригрозил ей пальцем. – Подбирай выражения. В культурном заведении работаешь. А не на рынке семечками торгуешь. Я тебя понимаю. Пропало веретено… И всё такое. Мы тут потолковали по душам с господином интуристом. Он меня искренне заверил, что ничего такого не было.

Барон стоял в стороне, и не вмешивался в их разговор. Пока директор показательно отчитывал Аристарховну и объяснял ей, как себя вести – тот вполголоса с сосредоточенным видом говорил с мальчиками о чём-то важном. Близнецы внимательно его слушали и украдкой поглядывали на нас. У меня сложилось впечатление, что барон замылил что-то недоброе, и сейчас объясняет им, как они будут выкручиваться из сложившейся ситуации.

– Как же, ничего такого не было? – Аристарховна указала директору на обгоревший обрывок нити. – Может и пряжа загорелась сама собой? Ты мне Иваныч, давай, их тут не выгораживай. Иль уже посулили тебе чего, пока я по всему музею гонялась за воровкой с метлой? А ты и рад-радёхонек, он слюни-то, как распустил…

– Ты чего, такое городишь, – директор покраснел и принялся суетливо озираться. Видно, стало неловко перед нами. – Хоть бы людей постеснялась, что ли. А ничего, что следить за тем, чтобы здесь всё исправно работало и был порядок – это моя обязанность? Да, признаю, с возгоранием произошла неувязочка. И отсутствие веретена, тоже подтверждаю. Ну, и что мне прикажешь делать из-за этих мелочей? Вызывать пожарную команду и следственно-розыскную группу?

Аристарховна подбоченилась и приблизилась к нему вплотную. Настолько близко, что почти нос к носу. Она пристально посмотрела ему в глаза, и пригрозила ему костлявым пальцем.

– Ой темнишь, ты чего-то, Геннадий Иваныч. Ой, темнишь… Чую, как из кожи вон лезешь, чтобы выгородить иностранца. На счёт пожарных, – это ты, конечно, прав. Чего их вызывать, коль мы и сами справились. А вот по поводу полиции, можно было бы и подумать. Подельница твоего иностранца, как есть, настоящая воровка. И я это не выдумываю. Вон, у меня и свидетели есть.

Она указала на нас, и мы в подтверждение закивали. Что говорило о том, что алиби иностранки было под большим сомнением.

– Галина Аристарховна. Голубушка ты, моя. Ну, давай, не будем раздувать международный скандал из-за какого-то веретена. Ведь им, только дай повод. Тут же налетят газетчики, репортёры… Всё переврут, исковеркают, перевернут с ног на голову. Пропечатают в прессе, затаскают по телевизионным ток-шоу. И в любом случае сделают нас с тобой крайними. Ну, скажи мне, по совести, оно тебе надо?