Каролина испуганно взвизгнула, но Эскот улыбнулся и приложил палец к губам. Затем он осторожно выбрался из-под одеяла и тихо поднялся. Шорохи за окном не прекращались. Резким движением Юстас открыл окно нараспашку, буквально взлетел на подоконник и направил свой пистолет на человека, барахтающегося между карнизом и раскидистым вязом. Им оказался один из тех фотографов, что были в «Быстром орле».

– Чудесная ночь, не правда ли? – заговорил Эскот.

– Что? – подал голос фотограф, которому удалось наконец встать более-менее ровно.

– Ночь, говорю, чудесная. Лунная. Если я кого-нибудь убью в такую, меня признают невменяемым.

– Убьёте?

– Тебя, например. Знаешь закон Айланорте? Проникновение в частную собственность, статья 139. Возможно, даже если я тебя застрелю, это примут за необходимую самооборону. Мол, грабителя убил. А Каролина всё подтвердит. Правда, детка?

Салим издала какой-то невнятный писк.

– Я не грабитель, – проговорил фотограф.

– Это в суде будут разбираться, только ты об этом уже не узнаешь.

– Почему?

– Потому что будешь лежать в холодильнике. Если хочешь этого избежать, кидай сюда фотоаппарат!

– Я не могу…

– Дело твоё, – Юстас взвёл курок.

– Там снимки из ресторана!

– А сейчас успел что-то сфотографировать?

– Нет, клянусь!

– Значит, так. Если ты меня обманул, то холодильник тебя ждёт. Причём весь сыск Айланорте будет гадать, от чего это мужчина в самом расцвете сил вдруг так скоропостижно отправился к праотцам.

– Значит, я могу идти? – с надеждой в голосе спросил фотограф.

– Можешь, – кивнул Юстас и, прежде чем убрать пистолет, снова направил его на мужчину и произнёс: – Бах!

Фотограф с громким треском веток свалился на землю.

– Как неловко получилось, – проговорил Эскот и под удивлённым взглядом Каролины вышел на карниз, перепрыгнул на дерево и спустился вниз. Фотограф был жив и даже почти цел.

– Ты женат? – ощупывая его ушибы, спросил Юстас.

– Что? Нет.

– Тогда до свадьбы заживёт. Так в Яссе, кажется, говорят.

– Мне кажется, я что-то себе сломал, – простонал мужчина.

– Когда кажется, к психиатру ходят. Ничего ты не сломал. Идём в дом, обработаю тебе твои ссадины.

– А ты доктор?

– Какой же ты журналист, если не знаешь? Я потомственный знахарь. Мой девиз: сам покалечу, сам вылечу. Пошли.

Юстас помог фотографу подняться, довёл его до входной двери, а сам отлучился к машине и забрал оттуда свою знахарскую сумку, которую Эскот всегда возил с собой.

– Надеюсь, свидание братца проходит чуть менее весело, – пробормотал он.

Лия интересно рассказывала о разных сортах винограда и об истории виноделия. Эриш и не подозревал, что его новая знакомая окажется таким увлечённым человеком.

– Знаешь, какое самое древнее свидетельство существования вина? – спросила Лия.

– Это что-то с юга Нэжвилля или из Фейсалии?

– Не угадал, это было в Сересе. Скорее всего, виноград в нём был смешан с рисовым пивом.

– А я слышал, что древние норты разбавляли вино водой, – вспомнил Эриш рассказы дедушки Фила.

– Да, так и было. Пить неразбавленное вино считалось варварством. Ты знаешь легенду появления вина в Фейсалии?

– Нет. Расскажешь?

– Один древний фейсальский царь, отдыхая в тени шатра, наблюдал за тренировкой своих лучников. Но вдруг его внимание отвлекла схватка птицы со змеёй. Птица уже была близка к гибели, и царь приказал лучникам убить змею. Выбравшись из её хватки, птица подлетела к своему спасителю, и из её клюва выпало несколько зёрнышек. Позже они проросли и стали первой виноградной лозой в Фейсалии. Царь полюбил пить сок из плодов лозы, но однажды ему принесли чуть скисший напиток, и он приказал унести его подальше. Про сосуд с соком совсем позабыли, пока любимая рабыня царя, мучаясь сильными болями, не приняла его за яд и не решила принять смерть. Вот только девушка не умерла, а крепко уснула и, проснувшись, оказалась полностью здоровой. С тех пор перебродивший виноградный сок был прозван царским лекарством.