Никто толком-то и понять не успел, с какого краю заливать- всё, сплошь один большой костёр. Вообщем, сгинули ваши родители и бабушка в огне. Земля им пухом!

Над столом, как эхо пронеслось- Земля им пухом! Веренея оглядела сидящих. Тимофей Савич как-то сник и постарел. Варвара фартуком вытерла слёзы и заговорила:

– Акулинин-то муж деток наших вынес из огня, кинулся за вашими родителями, но помочь уже ни чем не смог, да и сам обгорел сильно.

Долго мучился, но не сдюжил , загиб.

– А вы сами-то где были?

– Да к брату моему ездили. Сына он своего женил. Отказать нельзя было.

Вернулись, а дети на пепелище, как сироты, сидят и ревмя-ревут. Акулька возле мужа хлопочет, а Дашка тебя в корзинке трясёт. Глянул я, сердце захолонуло. Ну что-же, своих в лесочке поселил, в дупле старой сосны. А с тобой пришлось на хитрость идти. Благо дело, в корзинке твои документики приткнуты были.

Веренея смотрела на Тимофея Савича во все глаза. По морщинкам, столь резким, как борозда в поле, катились слёзы. Некогда улыбчивый мужичок как-то сразу посерел и постарел. Разом сникли и остальные. Младшая дочка подала отцу вышитый рушничок. Домовой оттёр слёзы, хлебнул квасу и продолжил:

– Вообщем, забросили городские затею со строительством. Там, видишь, кто-то что-то ни то напутал, ни то передумал, но дорогу решили пустить другой стороной леса… Так, или иначе, а городские стали подматывать своё барахлишко. Вот и заманили их Гриньша с Дашуткой к тому месту, где корзиночка твоя. Кликали, кликали они, аукали, аукали. Городские, видишь, подумали, что дети заблудились. Кинулись-ка на голос, а набрели на тебя. Ну потоптались, покричали чуток. А Гриньша с Дашуткой – молчок.

Городские-то и списали всё на родичей наших. Решили, что Леший с Кикиморой шалят. Ну а кому ещё в лесу потешаться над этими лишенцами?!

Было заметно, что в этот момент Тимофей Савич испытывал истинное удовольствие. И Веренея не упустила из виду те метаморфозы, происходящие с ним и его домочадцами. Они словно расцветали и светились каким-то тихим, ровным внутреннем светом.

Варвара подала знак сыновьям и те бросились сноровить самовар.

Всё быстро было исполнено и чай, ароматный и какой-то знакомый,

уже разливали починно в чашки. Теперь на столе стояли мёд и булки.

– Ну вот и всё, что касаемо тебя до вчерашнего дня.

– А вчера что-же изменилось?

Все переглянулись. Видно, что что-то важное, но по какой-то причине, все не решаются говорить.

– Ну что?– Веренея теряла терпение.

– Так чего? Бабушка ваша приходила. – не выдержала Дашутка.

Веренея оглядела присутствующих. На шутку не похоже. Тогда она подумала, что возможно это сон. Ну на вроде того, что под наркозом, или теми обезболивающими, которыми её пичкают теперь. Украдкой ущипнула себя под столом. Оказалось – больно! От неожиданности она ойкнула. Поняв, что не спит, переспросила, на случай, если ослышалась:

– Приходила кто?

– Да что-ж ты, ягодка, чисто дитя малое?! Говорят-же тебе – ба-буш-ка. Твоя. Приходила.

Не веря своим ушам, Веренея опять оглядела лица присутствующих.

Ни тени улыбки, ни у кого.

– Да ты и сама её видела. Только она тебе в своём новом обличии показалась. На тебя, стало быть, посмотреть хотела.

-????

– А ни чего удивительного и нет. Кота видела?

Веренея согласно кивнула.

– Ну так это она и была. Ох! Она и при прежней жизни такааая затейница была! – старик хитро сощурил свои глазки-вишенки и лицо расплылось в тёплой улыбке. И вновь засиял тихий свет. И словно, не дед перед нею глубокий, а зрелый муж сидит.

– Ты чаёк-то пей, детонька! А то румянец-то куда-то с тебя сошёл. Так и до обморока недалече. Пей, детонька, пей!