Некогда покосившийся и облезлый забор был каким-то чудом выпрямлен, починен и окрашен в ярко-желтый цвет. К тому же нарисованные разноцветные цветы на калитке, видимо детской рукой, придавали ему нарядный и озорной вид. Ранее ветшавший домик, теперь сиял новой металлической крышей, белейшими стенами и свежевыкрашенным починенным крыльцом. Даже старый сарай, с послевоенных времен служивший деду могильником пришедшего в негодность домашнего скарба, был превращен в курятник – тоже покрашен, выстлан изнутри соломой и огорожен сеткой-рабицей, за которой около мисок с водой и кормом чинно гуляли три молоденькие курочки и петушок. Завершали радостную пастораль преображённого двора Савелия Захаровича новая скамейка, уютно разместившаяся под окошками дома и клумба с анютиными глазками.

Встречавшие милиционеров люди тоже изменились до неузнаваемости.

Еще недавно Иваненко сочувствовал неопрятно одетому сгорбленному старику с обросшими седыми космами и красными слезящимися глазами. Сейчас же волосы и борода деда Савелия были модно подстрижены, ну прямо как у Джеймса Бонда из американского боевика, показанного позавчера по телевизору, из-за чего его осунувшееся лицо с крючковатым носом и глубокими морщинами, приобрело налет благородности, выгодно подчеркнутой слегка великоватым летним костюм и светлой рубашкой. Если бы не тапочки (кстати, тоже новые), можно было бы подумать, что он собрался в театр.

Дети выглядели под стать деду. Всегда торчащие в разные стороны светлые вихры Сережки были расчесаны на ровный пробор, а сам он разряжен в белую рубашку с длинным рукавом и аккуратно выглаженные школьные брюки.

Наряднее всех оказалась Тася, похожая на диснеевскую принцессу в платье из светло-розового тюлевого облака со всевозможными оборочками и рюшами. Русые волосы девочки, спускавшиеся красивыми волнами до пояса, были перехвачены пластмассовым розовым ободком с кокетливым бантиком, а выглядывающие из-под платья розовые лаковые туфельки и висевшая через плечо на длинной золотистой цепочке сумочка с изображением Микки Мауса завершали образ из глянцевого журнала детской моды.

Несмотря на праздничную одежду, лица у встречающих были угрюмы. Чувствовалось, что люди внутренне напряжены.

– Это кто такие? – спросил у Иваненко слегка озадаченный лейтенант, кивая в сторону крыльца.

– Те самые замарашки и попрошайки, которых нужно немедленно отправить в детский дом и в психиатрическую больницу, – громко, чтобы слышали все присутствующие, ответил старший сержант, посмотрев на Валентину. Женщине стало неловко, и она спряталась за жену участкового.

– Мама только вчера уехала в Москву, и у нас все есть, – неожиданно, вместо приветствия сказала девочка и схватила деда за руку.

– Да-да, – подтвердил тот, – у нас все есть, и нам ничего ни от кого не нужно. Можете проверить. И вообще, нас уже проверяла комиссия из области. Соседи подтвердили, что дочка нас не бросила, а работает в другом городе. Что от нас еще надо?

– Дед, да это же я, Владислав! Мы тебя проведать зашли, а не проверять! – Иваненко поднялся на крыльцо и обнял Савелия Захаровича. Тот, узнав бывшего сослуживца, немного пообмяк.

– Дети, отбой! Это – свои, – сказал он внукам, и те мгновенно исчезли в доме.

– Вы откуда взялись и почему вас так много? – спросил он Иваненко, окинув взглядом толпу во дворе.

– А ты почему так преобразился? Какая собака в лесу сдохла? – ответил милиционер вопросом на вопрос.

– Долгая история, с ходу и не расскажешь, – дед почесал за ухом, – мы такое пережили! Спасибо, хуторяне помогли.

– А мы ночью дежурили по району, а тут гражданка нас остановила, сказала, что ее мужа, Генку Синюкова, убили, то есть он пропал, – начал объяснять ситуацию водитель.