Всё-таки тётушка из Рравеша получилась что надо – слушая, как он хлопочет над пострадавшей, я только диву давалась: в первом паладине пропал знатный артист. И голос, и манеры, и движения… не всякий метаморф так справится с ролью противоположного пола. Можно было бы восхититься, но для меня это плохо – ибо свидетельствует о том, что лорд наблюдательный и предусмотрительный. Обдурить такого куда сложнее… Не дожидаясь, пока “тётушка” сгонит меня с телеги, я сама спрыгнула, освобождая место и бросая любопытные взгляды на новую пассажирку.

Женщина была одета хорошо. Учитывая размер города, я бы отнесла её к зажиточным купцам, или даже не очень богатым аристократам, несмотря на заплаканное и опухшее лицо, возраст я определила довольно уверенно – около сорока, может, сорок пять, если пользуется какими-то магическими кремами…

Рравеш – вероятно, сказывается большой опыт утешения плачущих женщин, или же врождённый эгоизм – не пытался узнать, что у несчастной стряслось. Вместо этого он интересовался постоялым двором, рынком, ярмарками и обычаями, и в какой-то момент рыдания женщины будто выключили.

– Вы не местные! – воскликнула она, словно впервые нас увидела. Повторила, словно сама себе не веря: – Не местные!

– Не местные, – согласилась тётя Крис. – Переночевать бы нам где, подскажете, госпожа? И вас куда отвезти скажите, подвезём уж, чай…

– Уезжайте! – решительно велела женщина, я даже обернулась на неё посмотреть. – Прямо сейчас поворачивайте к воротам. Я дам вам денег, много, вам хватит, что бы вы ни искали в этом городе. Но уезжайте прямо сейчас, пока солнце не зашло.

– Как же это так, госпожа? – очень натурально расстроилась тётушка. – Лошадка устала, еле ноги волочит, племянничек мой Фил тоже вон едва плетётся, да и куда ж мы на ночь глядя, а вдруг там звери какие… али того хуже – нечисть!

– Вся нечисть и так уже тут, – губы женщины искривились в горькой усмешке. – Городом правит вампир… и… и он требует… сегодня… себе… мою… дочь! – еле выдавив из себя эти слова, женщина снова заплакала.

– Съесть? – ахнула я в роли Фила, беспрестанно оглядываясь. Ответом меня не удостоили.

– А что инквизитор? – спросил Рравеш, и я не могла не отметить, что талант ему, кажется, изменил. С чего бы простой крестьянке спрашивать так, словно и эта дама, и инквизитор обязаны держать перед ней ответ. Впрочем, погружённая в своё горе женщина ничего не заметила.

– Он давно нас всех предал… я здесь сойду, а вы уезжайте. Вот, возьмите… – женщина пихает тётушке туго набитый кошель.

– Вы хотите, чтобы мы увезли вашу дочь, госпожа?.. – “догадывается” та.

– Никто из нас не может покинуть город, – горько вздыхает женщина. – Если останетесь на ночь, не сможете и вы. Если вообще выживете… Уезжайте. Просто расскажите паладинам, что здесь происходит… это должно закончиться, любой ценой!

– Но вы ходили к инквизитору, госпожа… надеялись на помощь?.. – не успокаивается тётушка.

Уже спустившаяся с телеги женщина горестно смеётся и кивает на кошель в руках Рравеша:

– Я пыталась его подкупить, чтобы он уговорил вампира на другую жертву. Любую другую, хоть бы и на меня… все знают, что тварь продажна. Но он и пальцем не захотел шевельнуть!

– Паладины обо всём узнают, госпожа, – заверил Рравеш женщину. Проводил взглядом её удаляющийся силуэт и перевёл взгляд на меня:

– Что стоишь, метаморф? Давай за ней. Скопируешь её дочь.

– И? – недобро прищуриваюсь я. Нет, женщину и её дочь мне жаль, с другой стороны, то, что они все не могут покинуть город, означает, что вампир и так пьёт их кровь. Вернее, вампиры. Ибо эти твари по одной не селятся, да и не сможет один контролировать целый город…