ПОСЛЕДСТВИЯ ОТКАЗА ОТ ВЕРБАЛЬНО-ПОВЕДЕНЧЕСКОГО ПОДХОДА

Поначалу, когда я проводила консультации на дому или в школах, где не использовали вербально-поведенческий подход, я видела одни и те же ошибки. Если быть честной, программы, о которых я говорю, зачастую не курируют высококвалифицированные специалисты; скорее это делают люди, преисполненные благих намерений и старающиеся помочь этим детям, но они совершают непростительные ошибки. Основы дискретного обучения предполагают, что ребенка нужно усадить за стол и заставить выполнить работу, но некоторые специалисты и родители так расстраиваются из-за плача или истерик, что награждают ребенка за то, что он хотя еще и хнычет, но уже начинает собирать головоломку. В этом случае награда в действительности может сформировать нежелательное плаксивое поведение.

Я часто видела, что работа слишком сложна для ребенка, задания требуют слишком много времени, а подкрепление недостаточно. Я видела неговорящих детей, которых обучали не экспрессивным, а рецептивным, сопоставительным навыкам и имитации, в результате чего они так и не начинали говорить.

А еще я видела не основанные на поведенческих подходах программы, которые оказались и более пагубными. Ребенок может выглядеть покладистым, но шансы сделать из него радивого ученика или добиться значительных улучшений в овладении им навыками речи невелики, если нет понимания, как научить его общаться и какие навыки нужно усиленно развивать.

В рамках этих эклектичных «неповеденческих» программ от детей ожидают, что им удастся овладеть сложными навыками, такими как использование предлогов и времен глаголов[51], умение выражать свою точку зрения. Я наблюдала, как одного двухлетнего ребенка, совсем не умевшего говорить, обучали по программе использования местоимений («моя очередь» или «твоя очередь») и предлогам («положи мишку на коробку» или «положи мишку в коробку»). Этого ребенка просили сказать: «Пожалуйста, дай мне еще кубиков», в то время как он не мог ничего сказать или хотя бы показать жестом. Очевидно, что в такой обстановке у ребенка не было шансов на успех. При использовании «неповеденческих» программ данные фиксируют редко, поэтому прогресс обычно не только медленный, но и трудноизмеримый.

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ НА ВЕРБАЛЬНО-ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ ПОДХОД

Лукас уже полгода занимался в рамках ловаасовской модели по 35 часов в неделю, когда один мой друг рассказал о конференции, на которой доктор Винсент Карбон говорил о лечении аутичных детей с помощью вербально-поведенческого подхода. И я, пользуясь его простыми объяснениями, начала постепенно смещать программу Лукаса от дискретного обучения в сторону вербально-поведенческого подхода. Благодаря помощи «ловаасовского» консультанта мисс Коллин Клайн[52], я уже ориентировалась в лабиринте подсказок, постепенного снижения их уровня, сбора данных и подкрепления[53]. В 2000 году, после того как я услышала о вербально-поведенческом подходе, я сменила агентство и начала пользоваться услугами консультантов на дому в рамках программы исследования аутизма Рутгерского университета[54]. И с этого момента я стала изучать любую информацию о вербально-поведенческом подходе, которая мне попадалась.

Как уже было отмечено, вербально-поведенческий подход вырос под сенью прикладного анализа поведения, и с практической точки зрения реализовывать его легче, чем стандартные программы дискретного обучения. Многие логопеды, которых учили использовать «естественные» приемы, советовали родителям не прибегать к дискретному обучению, однако они же находили, что переключиться на вербально-поведенческий подход, как и встроить его в другую программу, очень легко. Его терминология будет непривычной для логопедов, но им гораздо легче начать использовать вербально-поведенческую терапию, чем традиционный тип дискретного обучения.