– С Тёмкой моя мама сидела, наверное. – Я и не думала вопрошать.

– Ну да. Они у деда, пока он на работе.

– А ваша мама где? – отважилась я на опасный вопрос, правда, сначала на Тёмку глянула.

Не дай бог же слушает, не хочу стать причиной расстройства какого-нибудь.

– Понятия не имею, – спокойно пожал плечами Свет. – Есть где-то.

…

– Собственно, это был весь ответ. Уточнять я струсила.

– А дальше ты работала нянечкой, да? – из уст Кариши буквально сочился сарказм.

– «Яжеговорила» слушать не буду, – предвосхитила я тематику ее дальнейших высказываний.

– Кто б сомневался. Ну и чем вас потчевали?

– Нам сказали кушать все, что хотим и сколько хотим. Вот мы и пили чай с этими мелкими разноцветными печенюгами «прощай фигура». Забыла, как по науке звать.

– Макарон.

– Видимо. Тём поглощал их аппетитно.

– А ты?

– А я скромная. Пока сидели, игрушку ему на тему алфавита поставила на своем смартфоне. Парню понравилось вроде.

– Свидание мечты, – удержаться от сарказма у подруги не вышло. – Эх, Верка, Верка…

Понедельник

«Твою за ногу!» Так подумалось мне, когда будильник напомнил, что уже понедельник, а в понедельник приличные люди на работу ходят. Верочка – приличный людь и на работу обязана приходить прилично. Кофе сбежал, стакан разбился, хвост Пофига отдавился… Начинался новый счастливый трудовой день.

Если бы я работала в библиотеке под флагом ГОУ, то, скорее всего, мое рабочее место вполне было бы знакомо отечественному смертному, имевшему честь посещать обычную такую школу с раздолбанным стадионом, не слишком вкусно пахнущей столовой, компьютерным классом, набитым нерабочими персональными станциями ЭВМ, и видавшим виды читальным залом. Но я работала под флагом НОУ, что переводило меня в разряд «Ирма Пинс поможет всем попасть в Запретную секцию». Иначе говоря, моя каторга начинается с восьми: я бегу к двери, а они уже там, маленькие интеллектуальные стервятники-почемучки, ждут меня, кучкуются, в социальных сетях тусуются. Дверь открываю, а они мой зад на немецком обсуждают, иногда на испанском, реже на латыни. Профильный, конечно, у них аглицкий, но на этом быть пойманным немудрено, вот и изгаляются, чертята. Зато малышня у меня ближе к обеду прибегает, они до перерыва на ланч успеть стараются, вот этих я могу купить запросто. У нас для младшего возраста стеллажи стоят с восхитительными изданиями. Когда родители платят официально, они точно знают, за что платят.

Говорят, в частном лицее или школе все просто: плати, и ребенок будет учиться. Не знаю где как, но я такого лично пока не наблюдала, скорее уж наоборот – плати, не плати, отчислят в порядке неуспеваемости. Неудивительно, что дети приходят сюда чудесными милыми малышами, а уходят интеллектуальными подрастающими змеенышами, не понаслышке знающими, что такое соперничество. Уже два выпуска наблюдала и, глядя на оба, верила – они вампирчиками вопьются в желанное и не отпустят до победного конца. Эдакий естественный отбор в действии. Впрочем, это так… очередное лирическое отступление-размышление, пока в битком забитом поезде уворачивалась от назойливых прижиманий очередного Скатушника.

С легкого языка Каринки появилось определение Скатушники. В реальности это такие мужичонки за сорок, отрастившие за годы брака пузико и дрябленькие мышцы, стойкие к алкоголю до появления хронической язвы, мало что получавшие от жизни за могучей спиной жены и низким трамплином дохленькой зарплаты. Они могут быть уже ушедшими к еще более убогенькой, чем они сами, любовнице, ушедшими к маме или просто ушедшими в никуда, а могут стоять на пороге этого судьбоносного храброго шага. Короче говоря, вот такой съехавший с катушек дяденька и облюбовал меня в метро. Ощущение непередаваемое, малоприятное, но поправимое. Скатушники в массе своей безвредные, а к красивой женщине могут разве только поприжиматься в общей давке, речь у них в открытом бою теряется.