– А можно мне перекусить? – постепенно успокаиваясь и извлекая из авоськи остатки дорожных припасов, попросила Полина.

– А чё ж нельзя? Обживайся. В холодильнике займёшь самую нижнюю полку. Да тебе много места и не надо, если только для завтраков. Учиться будешь целыми днями.

Полина, всё так же настойчиво преследуемая старушкой, направилась на кухню, где та весело водрузила на самую большую конфорку чайник и торжественно сообщила:

– Чай бесплатно!

И пока Полина грустно отщипывала от подсохших в дороге домашних пирогов, вода закипела, и хозяйка, открыв маленькую металлическую коробочку, подцепила пальцами щепотку чая и бросила прямо в горячий чайник.

– Чай по-питерски, – так же торжественно объявила она, – минут через пять можешь пользоваться.

Пришлось пока довольствоваться этим, и Полина после того, как хозяйка покинула кухню, выбрала из горки посуды, свисающей в металлической сушилке над раковиной, бокал и наполнила его чуть подкрашенной водой из чайника, чтобы только утолить жажду и запить сухомятку.

Учебная группа проектировщиков разместилась в бывшей келье, крошечном помещении с небольшими овальными окнами и мягкими потолочными сводами, больше располагающем к лирической медитации. Комната была непривычно вытянута в ширину, и сдвинутые столы с длинными деревянными скамьями под ними расположились всего в два ряда напротив обычной школьной доски на стене. Помещение внешне больше напоминало класс церковно-приходскую школы, если вместо женщин здесь обучались бы дети.

Полина, ещё не успевшая освоиться в новом пространстве, первого сентября влетела в класс последней и, подыскивая свободное место, насчитала в группе пятнадцать человек, которые несмотря на свободное пространство длинных скамеек, сгруппировались в пары, и лишь одна из девушек притулилась на краю второго ряда прямо у входной двери.

– Место для опоздавших, – громко определила Полина, чтобы привлечь к себе внимание.

Потенциальная соседка Полины подняла голову и с пол минуты внимательно всматривалась в её лицо, как будто изучала всё прошлое и пыталась угадать будущее Полины. И пока солнце пыталось отвоевать себе место на небе, то просачиваясь сквозь тонкие облака тёплым розоватым маревом, то нагревая и прорывая их горячим огненным шаром, изучавшие Полину огромные глаза меняли цвет от напряжённого стального до волшебного изумрудного. Взмах длинных ресниц разрядил напряжение, и чистый голубой взгляд пронзил Полину насквозь, а его яркие лучи проникли в самые затаённые уголки тут же съёжившейся от непонятного смутного волнения, молодой, неокрепшей души.

Грустная соседка подвинулась, освобождая пространство рядом, и Полине представилась возможность внимательно рассмотреть все подробности внешности девушки, кардинально отличающейся от всех остальных. Она оказалась немного выше Полины, но гораздо более тоньше и изящнее, и если бы не более крупные, чем у известных красавиц, черты лица, могла составить конкуренцию самой Наталье Гончаровой, чей известный портрет растиражирован во всех школьных учебниках литературы.

Утро началось со взаимного знакомства с куратором группы, который называл собравшихся не иначе, как студентами, и в процессе этого диалога выяснилось, что образование пар в коллективе не случайно. Они так по два человека и прибыли на учёбу со всех концов Советского Союза, и приглядевшись, Полина убедилась в некотором сходстве между членами отдельных пар цветом кожи и волос, разрезом глаз, акцентом речи. И лишь Полина с её соседкой из Новгорода, назвавшей Верой, оказались единственными представителями своих регионов.