Нельзя… Нельзя… Нельзя его впускать!

Мысли истерично носятся по моей черепной коробке. В висках бешено выстукивает пульс. Артериальное давление столь сильное, что кажется, в моей голове грядет взрыв.

Нельзя… Нельзя… Нельзя! Прогони его!

Вот только прогнать Георгиева я не могу.

Сомнений и страхов сотни. В одиночку я с ними не справляюсь. Охватившая мой организм паника столь явная, что вскоре ощущаю острую нехватку кислорода. Сердце в резонансном беге вот-вот разлетится на миллионы крохотных осколков.

Я так устала погибать от боли, когда по своей природе заточена умирать лишь от счастья.

Пока дрожащие руки с трудом выполняют свою работу и, наконец, пристраивают ключ в замочную скважину и проворачивают механизмы, взбудораженный ум уже таит первые надежды получить дозу дофамина, без которого часть нервной структуры моего организма за полгода будто бы сдулась и иссохла.

Саша Георгиев – синтетический гормон. Агрессивно ядовитый и чудовищно опасный. Но такой, черт возьми, критически желанный.

Боже… О чем это я?!

Мне просто жаль его. Он ведь уставший и насквозь промокший. Я же не зверь отправлять его в таком состоянии в дальнюю дорогу!

Со вздохом шагаю через порог. И Георгиев, не испытывая в отличие от меня никаких сомнений, тут же двигается следом. Захлопывает дверь и проворачивает замок изнутри тоже он. Я же… Я делаю вид, что ничего не замечаю. Хотя паника внутри меня уже врубает оглушающую сирену.

– Похоже, свет во всем доме пропал, – шепчу задушено, когда выключатель не реагирует на обычное давление.

Боже… Еще только этой интимной темноты не хватало…

– Это что, блядь, за барабашка? – долетает до моих ушей приглушенный и такой характерно грубоватый, волевой и любимый голос Саши.

– А? Что? – отзываюсь машинально, силясь вернуть разум в реальность.

Поверить не могу, что мы снова вдвоем в одной квартире… В моей квартире… Наедине… Безумие!

После очередного шумного вздоха и некоторой внутренней перестройки осознаю, что Саша включил на телефоне фонарик и, направив его вглубь жилья, высветил из мрака Габриэля. Мохнатая фигурка питомца слилась с темнотой, а вот глаза, отражая яркие лучи, устрашающе мерцают. Тихонько смеюсь еще до того, как пространство квартиры пересекает возмущенное «Мяу!».

– Это Габриэль. Мой кот.

– Серьезно? На хрена тебе этот монстр?

– Сам ты монстр… – шиплю обиженно. И, конечно же, сразу же жалею о сказанном. Сокрушенно перевожу дыхание и, смягчая тон, прошу: – Выключи фонарик, Саш. Не пугай Габриэля. Он и так чужих боится.

– Сонь… – выдыхает Георгиев как-то рвано.

А у меня тут же все внутренние системы сбиваются. Сердце, срываясь с ремней безопасности, толкается в горло и, заставляя меня задыхаться, вместе с забродившей кровью посылает по телу трескучую дрожь. Чувствую в каждой клетке организма колоссальное напряжение, но при этом ощущаю и поразительную слабость.

Как бы не свалиться от переизбытка эмоций в обморок…

– Саш… – шепчу чересчур взволнованно. Спешно прочищаю горло, когда он наклоняется ближе. – Выключи, пожалуйста, фонарик. Я сейчас свечи зажгу, – звучит неоднозначно. Но что еще предложить? Чересчур яркий свет пугает Габриэля. Не сидеть же нам теперь в темноте. – Дашь свою зажигалку?.. Чтобы я сейчас не искала в потемках на кухне… – голос снова и снова срывается.

А череда следующих за этим шелестом вздохов беспощадно выдает запредельный уровень моего волнения. Я не способна его скрыть.

Георгиев выключает фонарик. И пару секунд спустя, поднимая мою руку, вкладывает мне в ладонь зажигалку.

– Держи, – сопровождает действия словом, будто сомневается в том, что не уроню, едва он отпустит.