Супруга Владимира Карловича – Мария Владимировна завершила свою земную жизнь трагически. В процессе работы в интернете над сюжетом эпопеи с памятником А. С. Пушкину, установленному в Саранске на деньги Владимира Карловича, я неожиданно наткнулся на заметку, в которой говорилось, что «благодарные земляки достойно оплатили усилия Лилиенфельда по установке памятника поэту. В 1918 году они зарубили топорами старуху мать и покалечили сестру…». Я сразу подумал, что это какая-то ошибка. Вряд ли мать Владимира Карловича, родившаяся в 1833 году, дожила до 85 лет. Да и единственная сестра его и Юлия Карловича – Мария Карловна Лилиенфельд-Мартинсон, наша прапрабабушка, тихо умерла в Москве в 1914 году и похоронена на Введенском («немецком») кладбище в Лефортове. Да было ли это вообще? Что же случилось на самом деле, я случайно обнаружил в книге Романа Гуля «Конь рыжий», о которой уже упомянул ранее в этой главе. Приведу соответствующий текст целиком (далее идут цитаты из книги): «Мать рассказывала, как в Евлашеве убили Марью Владимировну Лукину. Ее убийство евлашевские крестьяне обсуждали на сходе, выступать мог свободно каждый. Против убийства выступил Никита Федорович Сбитнев, но большинство не захотело слушать кулака; на убийство мутил пришедший с фронта солдат Будкин. Но тогда несогласное с убийством меньшинство потребовало у общества приговор, что они в убийстве неучастники, и поднятием рук сход постановил: выдать приговор несогласным и убить старуху. И взяв колья, толпа двинулась во главе с Будкиным на усадьбу убивать старую барыню и ее дочь, которую все село с детства полуласково-полунасмешливо называло "цыпочкой". Как друзья ни уговаривали М. В. Лукину в эти дни разгромов и самосудов бросить Евлашево, старуха наотрез отказалась: "тут родилась, а если Бог судил, тут и умру"; и осталась в разваливающейся родовой усадьбе. Когда сельский сход голосовал ее смерть, она ужинала с дочерью, но из парка вдруг в окно забарабанила чья-то темная рука; дочь подбежала, открыла фортку, на пол упал комок бумаги.

На бумаге накарябано: "бегите скорей, вас идут убивать", и от темного окна какой-то мальченка кинулся бегом по сугробам. Но сырая (? – так у автора) старуха успела добежать только до каретника; их учуяли бросившиеся за ними крестьянские собаки, а за собаками набежала и темная толпа с кольями. Марию Владимировну убили, вероятно, первым же ударом кола, с "цыпочкой" же случилось чудо. Окровавленная, она очнулась на рассвете у каретника, когда ей облизывал лицо их ирландский сетер; из последних сил девушка подползла к матери, но увидав, что мать мертва, поползла дальше из сожженной усадьбы; ирландский сетер шел за ней, он и спас ее, когда она, не доползши до хутора Сбитневых, потеряла сознание; сетер бросился к избе, скребся, лаял, и вышедшие Сбитневы подобрали "цыпочку" и отвезли в Саранскую больницу»… и далее, после нескольких страниц красочного описания разграбления и сожжения своего и соседних дворянских поместий, читаем: «К вечеру к нам пришла Наталья Владимировна Лукина, "цыпочка". Голова забинтована, с трудом поворачивает шею. Рассказывая об убийстве матери, плакала и чему-то жалобно, страдальчески улыбалась. Но, как это ни противоестественно, к убившим ее мать и недобившим ее мужикам она не чувствовала ненависти. Со слезами тихо говорила: – Ну, звери, просто звери… а вот когда узнали, что я не убита, что я в больнице, ко мне из Евлашева стали приходить бабы, жалели меня, плакали, приносили яйца, творог… – Да это они испугались, что им за вас придется отвечать!