Особенно ощутимо антиюгославская кампания проявилась в Болгарии, Албании, а также в Венгрии. Геополитическое положение страны на стыке Центральной Европы и Балкан, наличие обширной границы с «ревизионистской» Югославией способствовали тому, что в военно-стратегических планах Кремля на случай перерастания холодной войны в горячую Венгрии отводилось чрезвычайно важное место. После состоявшегося в сентябре 1949 года в Будапеште судебного процесса по делу Ласло Райка и его товарищей, на котором ряд видных деятелей венгерского коммунистического движения был, как известно, обвинен в подрывной антигосударственной деятельности именно в пользу «клики Тито», венгерско-югославская граница стала ареной сосредоточения большого количества войск и боевой техники, возникла реальная угроза перерастания психологической войны в вооруженный конфликт с непредсказуемыми последствиями[251].

Только после смерти Сталина 5 марта 1953 году складываются реальные предпосылки для нормализации отношений между СССР и его союзниками, с одной стороны, и Югославией, с другой. Оказавшись перед необходимостью подвести некоторые внешнеполитические итоги сталинского правления и наметить программу действий на будущее, преемники «отца народов» были вынуждены признать безрезультатность массированной антиюгославской кампании. Чем более шумной становилась антиюгославская истерия вовне страны, тем более твердую опору обретал режим Тито изнутри, поскольку острые межнациональные противоречия отступали в условиях внешнего вызова на второй план. В Москве в той или иной мере это начали осознавать. Показательно весьма откровенное признание министра иностранных дел СССР В. М. Молотова, сделанное на июльском пленуме ЦК КПСС 1953 году: «Президиум ЦК пришел к выводу, что нельзя дальше продолжать проводившуюся в последнее время линию в отношениях с Югославией. Стало ясно, что поскольку нам не удалось решить определенную задачу лобовым ударом, то следует перейти к другим методам. Было решено установить с Югославией такие же отношения, как и с другими буржуазными государствами, связанными с Северо-Атлантическим агрессивным блоком, – послы, официальные телеграммы, деловые встречи и пр.»[252] Приведенная в этих словах оценка места Югославии на международной арене искажала реальную ситуацию. Конечно, оказавшись в состоянии блокады со стороны СССР и стран «народной демократии», Югославия в начале 1950-х годов действительно была вынуждена активизировать экономические и политические связи с Западом. Происходили контакты и в военной области – не только в сфере поставки вооружений, но и в вопросах взаимной координации оборонительных усилий[253]. Вместе с тем режим Тито, как известно, дистанцировался от блока НАТО, согласившись лишь в интересах укрепления безопасности страны на вступление Югославии в ассоциированный с НАТО региональный Балканский пакт с участием Греции и Турции. Все-таки устами Молотова (кстати сказать, наиболее жесткого ортодокса в советском руководстве, менее других склонного к преодолению сталинского наследия в том числе и в югославском вопросе) была однозначно заявлена готовность Кремля к определенной корректировке политики. Титовский режим продолжал рассматриваться как недружественный СССР, однако задачи укрепления советского влияния в Юго-Восточной Европе и ослабления напряженности на границах соцлагеря вынуждали к компромиссу.

При определении внешнеполитических приоритетов СССР на новом этапе югославское направление признается одним из важнейших. При встречном движении со стороны руководства Югославии, заинтересованного в оживлении экономических связей с СССР и рассчитывавшего на некоторое содействие Москвы в урегулировании триестского вопроса, задачи нормализации двусторонних отношений успешно решались. 31 июля 1953 года посол СССР В. А. Вальков вручил президенту ФНРЮ И. Брозу Тито верительную грамоту. В Москву в те же недели прибыл посол Югославии Д. Видич. После годичного выжидания 22 июня 1954 года Н. С. Хрущев от имени ЦК КПСС направил письмо в ЦК Союза коммунистов Югославии, в котором предлагалось провести встречу на высоком уровне в целях преодоления наслоений в двусторонних отношениях. Тито в ответном письме от 11 августа благосклонно отнесся к этому предложению, подчеркнув в то же время решимость Югославии не поступаться самостоятельностью своей внешней политики