Правда, уже в следующем 1959 году в позиции руководства ВНР произошли некоторые подвижки. С тем чтобы все-таки добиться снятия «венгерского вопроса» с повестки дня ООН, было признано необходимым заняться решением проблемы Миндсенти, но без принципиальных уступок и ущемления престижа Венгрии. Предполагалось выступить перед США с соответствующей инициативой после принципиально важной встречи Н. С. Хрущева и Д. Эйзенхауэра, намеченной на май 1960 года (венгерско-американские отношения находились в прямой зависимости от советско-американских). Однако встреча не состоялась: помешал американский самолет-разведчик, сбитый в небе над Уралом 1 мая 1960 года. Советско-американские отношения временно ухудшились, и вопрос повис в воздухе. Предложение о снятии в обмен на Миндсенти «венгерского вопроса» с повестки дня ООН опять-таки свидетельствовало о переоценке режимом Кадара своих возможностей, о занижении цены. Вопрос был действительно снят в феврале 1963 года, но цену пришлось платить иную и значительно большую – провести крупномасштабную амнистию арестованных участников событий осени 1956 года. Дело же Миндсенти не сдвинулось с мертвой точки и на этот раз.

В последующем обе стороны рассматривали вопрос о Миндсенти как главный камень преткновения на пути улучшения венгеро-американских отношений. Сам кардинал, к мнению которого и в США, и в Ватикане, впрочем, все менее прислушивались[197], делал все возможное для того, чтобы воспрепятствовать процессу их нормализации. В 1966 году в знак признания результатов проведенной режимом Кадара внутриполитической либерализации госдепартамент США проявил инициативу поднять уровень дипломатического представительства, обменявшись с Венгрией теперь уже не посланниками, а послами. Миндсенти резко протестовал против этого, угрожая покинуть посольство и передать себя в руки первого встречного венгерского полицейского. Для того чтобы удержать его от подобных поступков, пришлось прибегнуть к услугам приехавшего в Будапешт спецпредставителя Ватикана кардинала Казароли. И в США, и в Ватикане после этого утвердились во мнении, что гарантировать «молчание» Миндсенти после его отъезда на Запад чрезвычайно трудно[198]. В ходе одной из встреч с венгерским представителем госсекретарь США Д. Раск признал, что Миндсенти для США при осуществлении венгерской политики подобен кости в горле, тогда как временный поверенный США был еще менее дипломатичен в оценках: «что нам прикажете с ним делать – уж не отравить ли нам его?» – саркастически спросил он венгерского дипломата[199]. Вообще покидать Венгрию, а значит, здание американского посольства в Будапеште кардинал не очень-то хотел, заявляя, что это вызовет непонимание паствы и будет расценено как отступление, сдача позиций.

Упорство и непреклонность кардинала находились в прямой зависимости от состояния его здоровья. Сделку удалось совершить только в 1971 году – Миндсенти покинул родину 28 сентября. Платой за освобождение 80-летнего кардинала явилось твердое обещание возвратить венгерскому правительству национальную реликвию венгров – корону «святого Иштвана», попавшую в США в конце Второй мировой войны (правда, реально она вернулась в Венгрию только в январе 1978 года). Случилось то, против чего Миндсенти возражал еще в 1947 году, настаивая на том, чтобы корона находилась в Ватикане до тех пор, пока в его родной Венгрии коммунисты не будут изгнаны из власти. В Вашингтоне смотрели по-другому – готовность вернуть корону подавалась как награждение режима Кадара за политическую либерализацию и попытки экономических реформ. Выехав из Венгрии, через некоторое время Миндсенти был освобожден Ватиканом от обязанностей главы венгерской католической церкви. В последние годы жизни, живя в австрийском монастыре, кардинал работал над мемуарами